Тут легионера отвлекло от риторического мастерства военачальника чувствительное соприкосновение тяжеленной скамьи со своим шлемом. Копье куда-то делось. Вторым пинком Белаш отправил оппонента в гущу сослуживцев, головой вперед. Ряды легиона смешались.
Далее Белый Магистр гоголем прошелся перед изломанным строем молодежи, одетой в бронзово-кожаные доспехи. Надвинулся на центуриона, совершавшего сложные жевательные движения, и, постукивая себя скамьей по ноге, обратился к нему со следующими словами:
— Жидковаты вы, чурки неумытые, против русского парня Толи Белаша! Ты, похоже, тут главный, чувырло невнятное, так вот что я скажу тебе. Я сюда пришел на разборку с парнем, который у меня телку увел, и ежели хоть одна медная башка начнет тут права качать насчет злостного хулиганства и причинения вреда здоровью…
Но тут он был перебит в свою очередь, ибо центурион с отвращением выплюнул Магистру под ноги пригоршню гравия (Белаш расценил это как оскорбление) и громким, четким голосом, тем самым голосом, что помнили зеленые холмы Африки и плоские, как грудь кормившей женщины, пригорки Испании, рявкнул:
— А ну сомкнулись полумесяцем!
Строй легионеров дрогнул, как один человек, ощетинился копьями, и Белаша мигом отнесло в глубь помещения. Магистр затравленно огляделся, но справа и слева и даже сверху, казалось, надвигалась стена, закованная в кожу и медь, у стены было множество ног, а вместо рук — острия пик, а глаза смотрели одинаково безразлично, и все на него, на Белаша.
Хрум, хрум, хрум!
Обутые в сандалии ноги стучали ровно, как у пионерского отряда на летней прогулке, но это были не те сандалеты с алюминиевыми пряжечками: деревянная основа крепилась к ногам легионеров сыромятным ремнем с металлическими бляхами, и узор витков на голени одного легионера в точности соответствовал расположению их на голени соседа справа и слева.
Хрум! Еще шаг, и шеренга остановилась, не донеся десяток пик на пол-локтя до груди белого свитера.
— Грязного, бездомного, бездумного, дикого, нецивилизованного варвара, во имя владычества Рима вечного, нескончаемого, республиканских свобод и благополучия граждан… — Центурион Пессимий сделал хорошо выученную паузу, набрал в грудь воздуха и гаркнул: — ВЗЯ-АТЬ!
Первый ряд легионеров дружно повернул копья Атриями вниз, и десять копейных рукояток обрушилась на Белого Магистра, вышибая из рук скамеечку, сгибая плечи, подламывая колени. Тут же первый ряд расступился, и из-за их спин показались еще десять человек с безразличными глазами, четверо повисли на одном широком плече лидера русских националистов, еще четверо — на другом, а оставшиеся уже орудовали хорошей веревкой, сплетенной аз лучшей аравийской конопли.