Блестящая, серебристая, снулая и бьющаяся, топорщащая красные жабры и беззвучно разевающая рот. Плоские, как тарелки, камбалы, и узкие, как ножи, угри, сосредоточенные осьминоги, перебирающие бородавчатыми щупальцами, и легкомысленные креветки, вареные, посоленные, сушеные, вяленые, выполняющие здесь роль подсолнечных семечек — вся земля была усыпана высохшими невесомыми розовыми шкурками. Гомон, скандальный бабий гвалт и жлобский мужичий ор носились над толпой, где-то кто-то кого-то бил, и туда, придерживая рукоятку меча у пояса, поспешал сияющий шлемом на солнце блюститель, а продавцы, пользуясь этим, украдкой плескали целые ведра солоноватой воды на уже подернувшуюся тоскливым запашком рыбу на прилавке, чтобы она, очухавшись, вновь открыла рот и закопошилась, выглядя более свежей, чем есть на самом деле.
К полудню солнце долбануло сверху прямой наводкой, и все, как по команде, выпустили рукоятки ворота и сели в пыль спиной к нему, желая поймать хоть минимальную тень себе на раскаленный затылок. Откуда-то появились и пошли по рукам ромбовидные лепешки, судя по всему, просяные, напоминающие внешним видом «корж молочный 16 копеек» из школьного детства, а вкусом — пригоревшую к сковородке корочку каши оттуда же.
«Негусто», — подумал Андрей, борясь с желанием отложить про запас для двоих, ищущих сейчас ему работу, и заставил себя съесть все до конца. «Украду, что повкуснее», — подумал служитель российской Фемиды, чувствуя все меньшее уважение к Фемиде натуральной, античной. Появилась чаша без ручки. Андрей сначала передал ее дальше, поглядел, что с ней надо делать. Оказалось, пить. Теменев отхлебнул недобродившую сладковатую брагу и с внезапным приступом ностальгии представил логотип «Балтики».
А тут еще эти двое. Они подходили поглазеть на Андрея и раньше.
Переговаривались, хмыкали, тыкали друг друга кулаками в бока, прикрытые кожаными куртками медными пластинами. Сперва он принял их за легионеров, но потом разглядел глаза: маленькие, наглые, заплывшие на нетолстых вроде бы лицах, они воплощали безделие и вседозволенность. Два смуглых и, по местным меркам, здоровенных, чуть пониже Андрея, парня шатались по базару, периодически ни с того ни с сего влепляя зуботычину какому-нибудь узкоглазому или, наоборот, светловолосому торгашу. А тот не только не возмущался и не выказывал огорчения, а принимал приветливо-виноватый вид и предлагал угоститься печеным трепангом в рисовой лепешке или лапкой морской собаки. Если продукция не была готова для немедленного употребления, то парни в шлемах отходили от прилавка, пробуя на зуб блестящий кругляшок монеты.