— Совсем не похожи, — не понял ее мысль Валерий.
— Не в смысле внешности, — Мира нервно взбила волосы рукой.
Я отвела глаза — в свечном полумраке моя подруга выглядела старше и как-то… суше. Черты ее лица заострились, резче обозначились морщинки Меня оглушила волна острой жалости — да если бы это было возможно, я бы подарила ей половину своей привлекательности. Чтобы она тоже могла вальяжно распустить хвост перед мужчиной… только не перед шотландским русским Валерием, потому что невидимая нить, связывающая нас с ним, с каждой минутой становилась все крепче.
— У нас одинаковый взгляд на жизнь, — сказала Мира, — одна и та же философия.
— Ив чем же она состоит? — улыбнулся Валера, вгрызаясь в блинчик.
— В гедонизме, — не растерялась Мира, — и еще в том, что мы живем настоящим. Над нами не довлеют печальные или, наоборот, слишком радостные воспоминания.
— А это плохо? — провоцировал он. — Если ты любишь вспоминать о чем-то хорошем?
— Одна моя знакомая четыре года назад просочилась в гримерную певца N и сделала ему минет, — расхохоталась Мира, — с тех пор она только об этом и говорит. К несчастью, певец этот сейчас в фаворе, куда ни плюнь — везде его физиономия. Клипы, интервью, а еще он снимается в рекламе. Наша Анька вместо того, чтобы забыть приключение, которое и лестным-то не назовешь, и строить новые отношения, всем знакомым мужчинам рассказывает о члене N. Это хорошо?
— Мм-м… Наверное, нет, — стушевался Валерий.
— Ну вот. А мы с Настасьей живем сегодняшним моментом, так, как хотим. Мы редко вспоминаем прошлое и почти не задумываемся о будущем.
Неслышно суетящиеся вокруг нас официанты заставляли стол невообразимыми закусками. Валерий не пожадничал и закатил нам роскошное пиршество. На шкворчащих маленьких сковородочках приветливо алели сочные креветки, благоухали румяные кусочки баранины в сладком соусе. Я подцепила вилочкой китайский гриб. Тонко-сладкое сливовое вино безмятежным океаном разлилось в моей голове, утопив в томной толще нечеткие островки мыслей. Я смотрела на танцующие тени на стенах и вяло прислушивалась к философскому спору Миры и Валерия. Я была даже рада, что подруга взяла на себя вербальную часть свидания, оставив мне лишь неразбавленную чувственность. Мне хотелось молчать. И хотелось… Валерия. Из-под пришторенных ресниц я смотрела на его профиль. Я подумала: а ведь может получиться и так, что уже сегодняшней ночью его темные губы не оставят на моем теле ни одного нецелованого пятачка. Я просто сидела возле него и медленно цедила третий по счету бокал сливового вина, а в нижней части моего живота тем временем зарождалась обжигающая шаровая молния. В какой-то момент я осознала, что уже не прислушиваюсь к разговору. И попыталась взять себя в руки — а что, если меня о чем-нибудь спросят?