— Ну, пойте теперь последний раз, — сказал Ойху, обернувшись к стоящему кругом хороводу.
Опять началась та же громкая песня, с визгом и хлопаньем в ладоши.
«Невеста» опять стала кружиться, обходя вокруг медведя. Сделав три круга, люди остановились. Теперь перед зверем плясала только «невеста», взвизгивая и махая руками.
— Кланяйся жениху, — сказал Ойху.
Девушка поклонилась.
— Ближе подойди! Чего боишься?
Ойху схватил ее сзади за шею и так сильно толкнул, что она ткнулась лицом в мохнатую звериную грудь.
Медведь огрызнулся. Девушка отскочила и с плачем бросилась бежать.
Ойху громко хохотал.
— Ну, пора! — сказал он и поманил мальчика-сына, который держал в руках лук и стрелы.
Колдун стал против медведя, наложил стрелу и, почти не целясь, спустил тетиву.
Медведь зарычал и начал неистово рваться. Каменное острие пробило ему кожу и застряло между ребрами.
Ойху опять засмеялся. Потом обернулся к толпе:
— Ну, кто добьет? Только разом! Кто сразу добьет, тому дам глаза: увидит, чего никто не видал. Лесом пойдет — не заблудится, кого будет искать — найдет даже в темную ночь.
Рыбаки переминались с ноги на ногу и молчали.
— Что, боитесь? — хохотал Ойху.
— Уоми! Уоми! — раздалось несколько голосов с той стороны, где стояла кучка рыбноозерцев.
Уоми вышел вперед; в руках у него не было никакого оружия.
— Возьми! — сказал Ойху, протягивая Уоми свой лук со стрелами.
Уоми покачал головой и вынул из-за пазухи бронзовый кинжал. Нож был заново отточен, и лезвие ярко сверкало, отражая пламя костра. Уоми обошел привязанного на ремнях медведя и, выбрав место, вдруг вонзил свой длинный кинжал под левую лопатку зверя. Кинжал вошел сразу по самую рукоятку, как будто проткнул кусок сала. Медведь охнул и бессильно повис на ремнях.
Уоми выдернул нож из раны и, не взглянув ни на кого, вышел из хороводного круга.
Три дня праздновали Ойху с гостями медвежью свадьбу. Пока медведь еще висел между сосен, Ойху нацедил глиняный горшок теплой медвежьей крови. Отпив половину этого питья, он приказал привести Гуллинду.
Девушку привели, держа за обе руки, потому что она ни за что не хотела идти добровольно.
Ойху велел ей выпить три глотка, потом обмакнул ладони в горшок, вымазал девушке щеки и лоб и приказал сидеть возле убитого «супруга». Теперь она считалась женой медведя и не должна была отходить от него ни на шаг.
На другое утро ее нашли еле живую от страха, забившуюся в кусты в нескольких шагах от медвежьего трупа. Всю ночь ей мерещились всякие страхи, слышались крики и голоса, но, несмотря на смертельный ужас, она не смела вернуться домой и отойти от места, где ей приказано было сидеть. На другой день Ойху помазал кровью губы идолам, столпившимся на священном погосте.