— Насколько я знаю, ты завтра на «Саутгемптоне» пойдешь в Тортугу?
Энтони молча кивнул.
— Если разлука лечит любовь, то и на эту пустяковую размолвку она должна как-то подействовать. Будем рассчитывать, что самым благоприятным образом.
Энтони снова молча кивнул.
* * *
На следующий день сэр Блад вместе с дочерью — она уже достаточно пришла в себя после приключения на прогулке — отправились проводить Энтони в море. Это было семейной традицией, неукоснительно соблюдавшейся, хотя бы плавание представляло собой ничем не примечательный рядовой рейд.
Разумеется, явилась и Лавиния, а с нею еще несколько приятелей и приятельниц. Если бы она явилась одна, это выглядело бы и странно, и вызывающе. К счастью для нее, оставленное отцом богатство позволяло ей иметь при себе достаточное количество людей, готовых сопровождать ее куда и когда угодно.
Таким образом, у трапа «Саутгемптона» собралось небольшое светское общество, служившее объектом соленых матросских шуточек.
Лавиния попыталась несколько раз вступить в беседу с молодым лейтенантом, но помешало ей то, что он, во-первых, разговаривал с отцом, от которого получал соответствующие случаю наставления, а во-вторых, внезапное и острое желание Элен поблагодарить свою любимую подругу за принятое ею участие в ее, Элен, болезни. Преодолеть эти два препятствия юная плантаторша не смогла, несмотря на всю свою природную решительность.
Проклиная про себя внезапно прорезавшуюся чувствительность обычно столь сдержанной подруги, стараясь отвечать на ее страстные излияния хотя бы отчасти приятной улыбкой, Лавиния наблюдала, как лейтенант Блад поднимается на борт своего корабля. Таким образом, возможность для решительных действий откладывалась как минимум на две недели, что заставляло Лавинию, не привыкшую слишком долго ждать исполнения своих желаний, пережить приступ ярости.
Когда Лавиния, искусав свои тонкие нервные губы (единственная часть облика, слегка нарушавшая общее совершенство), распрощавшись с Элен, отбыла домой, от оживления и болтливости Элен не осталось и следа. Она в молчаливой задумчивости села в коляску рядом с отцом. Свой зонтик она рассеянно держала таким образом, что он совершенно не защищал от солнца, палившего уже со всей своей тропической беспощадностью. Коляска тронулась. Полковник, давший себе слово подождать с расспросами и вообще со всеми и всяческими разговорами до дома, не удержался.
— Ты напрасно так огорчилась, ничто ведь не мешает тебе навестить Лавинию хоть сегодня вечером.
Элен с нескрываемым удивлением посмотрела на отца: