— Уверен, вам пока не доводилось сталкиваться и с хладнокровным убийством. — Голос его звучал сурово. — Так, кажется, выразился шериф.
— А как по-вашему следовало бы выразиться? — спросила она.
— Точно так, как сказал шериф, миссис Вильямс — хладнокровное убийство. Тот старатель стрелял в меня, но это не меняет дела. Он все равно должен был умереть. Он уже разрядил свое оружие и стоял на коленях. А я подошел к нему, приставил ружье к его горлу и нажал курок. Теперь ваше любопытство удовлетворено?
— Нет, — ответила она. — Я хочу знать, почему.
— Какое это имеет значение? Убийца есть убийца.
— Для меня имеет значение, — сказала она.
Не может быть, чтобы она так ошиблась на чей-то счет. Мэри Джо увидела, как на его щеке задергался мускул. Раненый задрожал всем телом, с усилием удерживаясь на краю кровати, пытаясь справиться с буйством чувств, внезапно накативших на него. Она ощутила его боль как свою. Казалось, эта боль повисла между ними. Никто, подумала Мэри Джо, не может оставаться безучастным к такой муке.
— Что же он сделал? — спросила она шепотом.
Но в глубине души она знала ответ, поэтому и чувствовала так остро его боль. Дру. Его сын. Убийство вовсе не было хладнокровным. Он мог считать его хладнокровным, но это было не так.
До сих пор Фостер смотрел в пол, но теперь поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Вы глупо поступили, что приютили меня, миссис Вильямс — сказал он. — Я никогда не приносил удачу людям. Погибель — мое второе имя. За мной по пятам идет смерть.
Ясно, что больше он ничего не собирался говорить. Усилием воли она заставила себя сделать несколько неуверенных шагов и подошла к кровати.
— Я ни о чем вас не просила, мистер Фостер. Мне от вас ничего не нужно.
Господи, пусть это будет правда! Мэри Джо протянула ему кружку.
— Выпейте молока, — велела она. — Вам это необходимо, если хотите окрепнуть, чтобы уйти, — добавила она мрачно. — Вы ведь этого хотите, не так ли?
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— В таком случае, скажем, я питаю слабость к бродягам, а вы, похоже, не в том состоянии, чтобы навредить мне или моему сыну.
— Мое пребывание здесь может навредить вам.
— Нет, если никто не узнает.
— До вас что, ничего не доходит, мэм?
— Если считаете, что вы в состоянии уйти, — вперед, — спокойно сказала она.
Он злился, и это было хорошим знаком. Злость все же лучше, чем смирение.
Он попытался двинуться, простыни начали спадать. Он подхватил их и злобно посмотрел на нее. Она так и стояла с протянутой кружкой молока.
— Если не возьмете, — сказала она, — я отберу простыни. Сейчас я сильнее.