Кэти кое-что ему рассказывала о Джоне Патрике, но его отношения с ней прервались год назад, когда он, Ноэль, отказался подписать присягу на верность мятежному правительству. С тех пор семейные связи были разорваны, пациенты, которых он наблюдал и лечил несколько лет, утрачены. Сейчас он пользовал английских военных. Его жизни угрожала постоянная опасность. Его чувство собственного достоинства, которое он ценил превыше всего, теперь уже не казалось столь безусловным, как раньше.
И только отчим, Йэн Сазерленд, в то время как другие осыпали Ноэля упреками и поношениями, неизменно относился к пасынку одобрительно. В июле 1776 года Кэти, сестра отчима, овдовела. Ее муж погиб в битве с англичанами, и она бросила Ноэлю в лицо слова, ранящие, как удары кнута. А немного погодя его отчим Сазерленд пошел вместе с ним на конюшню.
— Ты отдаешь себе отчет в своих поступках? Ты знаешь им цену?
— Эй, — ответил он как всегда, когда разговаривал с Йэном.
Он с детства перенял у него шотландскую манеру говорить вместо «да» и «нет» — «эй» и «нэй». Он тогда просто боготворил Йэна. И сейчас любил, как любил бы родного отца.
— Я не хочу задавать тебе никаких вопросов, парень, — сказал спокойно Йэн. — Я знаю, ты делаешь только то, что считаешь правильным. И если тебе что-нибудь когда-нибудь понадобится…
— Ноэль?
Голос Свейера вернул его к действительности.
Ноэль вопросительно вздернул бровь.
— А как чувствует себя мистер Кэри? Есть какое-нибудь улучшение?
Ноэль покачал головой:
— Не слишком заметное.
Отец Аннетты причинял Ноэлю очень большое беспокойство. У мистера Кэри зажили раны, нанесенные пьяными патриотами. Но больше всего пострадали его умственные способности, его дух. Он полностью выключился из жизни. Он часами сидел, не говоря ни слова, очевидно, ничего не видя, не слыша и не замечая.
— Он все еще не говорит?
— Нет, — тихо ответил Ноэль.
— Одну бессвязную чепуху, — добавил майор. — Не знаю, зачем эти дикари нужны королю, — продолжал он очень уверенно, — самый подходящий момент отделаться от них. Ни хороших манер, ни воспитания. Право, настоящие дикари.
Повелительный взгляд Свейера заставил майора замолчать, а Ноэль презрительно скривил рот.
— Однако у них хороший портвейн, — сказал он сухо.
Майор вспыхнул.
— О присутствующих, конечно, речь не идет, — добавил он быстро. — Мы, естественно, вас к ним не относим.
— И естественно, — сказал Ноэль, — я вам безмерно благодарен за это исключение, однако часть моего семейства, живущего в Мэриленде, поддерживает мятежников, но я своих родных дикарями не считаю.