— Но ведь английские власти сумеют поймать его? — спросила Аннетта в надежде услышать от Ноэля утвердительный ответ.
— Если он еще жив, — ответил доктор. — Не представляю, как он может выжить. Вода в реке ледяная, а на берегах нет ни единой хижины, где можно было бы укрыться.
— Ну, есть же люди, сочувствующие повстанцам.
Ноэль пожал плечами.
— Англичане проверили их всех. И если он жив, то его, наверное, скоро схватят.
— И, говорят, повесят.
— Это будет зависеть от того, есть ли у него какой-нибудь официальный статус, — Ноэль отвернулся. — Ну, мне пора уходить. Надо зайти в больницу квакеров, а потом еще и частные вызовы. — Поколебавшись, он добавил: — Лейтенант, который лежит в комнате Бетси, нуждается в максимальном покое после перевязки.
Аннетта кивнула. Она проводила доктора взглядом до выхода и пошла на кухню готовить припарки. Для шотландского лейтенанта они должны быть смочены в горячем масле. У других раненых более щадящие — из хлеба и молока. Силия уже готовила еду для пациентов: огромный горшок супа для тех, кто еще нуждался в жидкой пище, и аппетитный студень для выздоравливающих. Скоро Бетси собьется с ног, чтобы вовремя накормить и тех и других.
Значит, заботы о лейтенанте Джоне Ганне Аннетта могла взять только на себя.
Перспектива была чертовски соблазнительная. Ведь она только и думала, что об этом шотландце. Очень странно. Ее всегда влекло к положительным молчаливым людям, похожим на ее отца. А этот бесшабашный лейтенант был совсем другим. Но никто еще не заставлял ее сердце так волноваться и трепетать, как Джон Ганн.
«Волнения сердца», — подумала Аннетта презрительно. Нельзя вести себя, как школьница. Она рассудительная молодая женщина, которая управляет госпиталем, полным зависящих от нее людей.
Как раз в ту минуту, когда она постучала в дверь комнаты, наверху послышался грохот. Дверь отворилась, и на пороге возник Мальком, еще более хмурый, чем обычно.
— Что за шум?
Аннетта покачала головой.
— Не знаю. Наверху тоже лежат пациенты. Наверное, кто-то упал. Во всем доме ты единственный здоровый мужчина. Не посмотришь, в чем дело?..
С минуту он пребывал в нерешительности, затем кивнул и побежал к лестнице. Аннетта вошла в комнату. Лейтенант спал, но сон его был неспокоен. Она потрогала его лоб — горячий. Аннетта с трудом сглотнула: надо надеяться, это не гангрена. Но что же делать: оставить его одного, пусть спит, или, раз уж она пришла, разбудить? И она вспомнила о тех двух молодых солдатах, которым ампутировали ноги.
«Господи, помилуй», — взмолилась она.
Лейтенант открыл глаза. Медленно. Лениво. Слегка пошевелился и застонал от боли. «Наверное, его глаза так привлекают потому, — подумала она, — что они зеленые, как изумруд». Взгляд его был так выразителен и цепок, что ее пронзила какая-то сладкая истома.