Вечерами Маккензи замыкался в себе. Ложился спать последним и сразу засыпал.
Однажды он притащил огромную окровавленную шкуру.
— Господи, это еще зачем? Что с ней делать? — Эйприл с интересом рассматривала трофей.
— Придется потрудиться, — ответил Маккензи, не вдаваясь, как всегда, в подробности.
Эйприл быстро оделась, и спустя минуту они вдвоем уже шагали к ручью, который еще месяц назад весело журчал, а теперь неторопливо бежал под ледяным панцирем.
Октябрь сменился ноябрем, наступил декабрь, но такого снегопада, как в те два дня, когда они добирались до хижины Роба Маккензи, больше не было. Сразу ударили морозы, и горные тропы покрылись ледяной коркой. Маккензи радовался. Теперь уж до них никто не доберется, а Мэннинги пробудут с ним до самой весны.
Он проделал прорубь в толще льда, сковавшего ручей, и каждое утро спешил сюда, чтобы освободить отверстие от наледи. Зачерпнув ведерком воду, шел домой, а потом возвращался и ловил рыбу.
Погрузив шкуру в бадью со студеной водой, они долго отмывали ее от крови. У Эйприл окоченели руки, но она помалкивала.
Лед отношений с Маккензи ей так и не удалось растопить, и она радовалась хотя бы тому, что они дружно заняты делом, и даже Дэйви помогает.
Вернувшись в хижину, растянули шкуру на полу, присыпали волосяной покров золой, а потом смочили золу водой.
Прошло три дня. Мех слез, и можно было выщипывать из шкуры волоски. Они принялись за дело.
Для ребенка любое занятие важно превратить в игру, и Маккензи объявил соревнование: кто больше всех надергает волосков, тот и выиграл.
Работа закипела. Взрослые не особенно усердствовали — пускай Дэйви окажется победителем.
Но уловка не осталась без последствий. Руки Эйприл и Маккензи то и дело соприкасались, и настал момент, когда он намеренно продлил касание. Всего на какую-то секунду, но при этом в его глазах появилось такое выражение, которого ей раньше видеть не доводилось. Эйприл задержала дыхание и проглотила ком в горле. Такие мгновения случались все чаще и доставляли Эйприл наслаждение, потому что черты его лица тотчас становились мягче и появлялось подобие улыбки.
Дэйви распирало от гордости, когда Маккензи торжественно объявил его победителем.
— А приз? Маккензи, какой я получу приз?
— Так и быть, спою для тебя твою любимую песенку про Лягушонка и Мышку, — улыбнулся Маккензи.
В песне говорилось о нежной дружбе двух зверьков. Маккензи пел с чувством, на разные голоса, а когда закончил, Дэйви спросил:
— Маккензи, скажи, если Лягушонок квакает, а Мышка пищит, разве они могут договориться остаться на всю жизнь друзьями?