— Приходи, Олег Иваныч, ушицу хлебать. Дедко Евфимий ушицу варил — знатная ушица!
— Дедко Евфимий… Как — дедко Евфимий? — удивился Олег Иваныч. — Он же в Новгороде остался, за усадьбой присматривать.
— За усадьбой Настена моя присмотрит, — чуть смущенно улыбнулся Олексаха. — Договорился с ней дедко. Не могу, говорит, так сидеть.
— Ну не мог, дак… Черт с ним, надеюсь, не разграбят усадебку. Где, говоришь, наши-то?
— А вона! За тем орешником… Песни поют, слышишь?
Возмужал Олексаха за последнее время. Заматерел, в плечах раздался. Высок стал, не как раньше — длинен. Да и ума поднабрался — покидала судьбишка-то по землицам немецким да по морю Варяжскому. Волосы отпустил до плеч — как у Олега Иваныча, бородишку завел такую же — во всем старался шефа копировать. Даже слова иногда употреблял Олег-Иванычевы: «Значитца, так и запишем — не шильники вы, шпыни ненадобные!»
Махнул рукой Олексаха, с ведерицем на родник побежал.
Олег Иваныч тронул поводья и медленно поехал на песню.
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за темного, дремучего,
Подымалася погодушка,
Что такая нехорошая:
Со ветрами, со погодами,
Со великими угрозами…
Да уж… Насчет ветра еще можно спорить, но угрозы действительно были великими.
— Здорово, огольцы! Уха, говорят, у вас знатная?
— Садись, Олег, свет Иваныч, ложку бери!
Дедко Евфимий сноровисто подложил под садящегося Олега снятую попону. Посмотрел с хитринкой.
Ложку взяв, усмехнулся Олег Иваныч:
— Что щуришься, дед? Знаю про тебя уж.
Вкусна ушица оказалась. По пути еще, в омуте, оглоеды дедовы наловили рыбки. Сеточкой небольшой и поймали, только в омуток бросили. Щука, да сазан, да уклейки. Обмелела от жары река-то — вот в омут рыба и бросилась. Там ее и выловили, где — знали.
Так и не спадала жара, ни дождинки, ни тучки на белесом небе. Одно только солнце — жаркое, сердитое, желтое.
Многие пообедали уж — кузьмодемьянские, яковлевские, федоровские… К омуту пошли — купаться. Хорошее дело — пот походный смыть да от суши охолонуть маленько. Пушкарские последними пришли — уж всю-то реченьку замутили. Стояли на берегу, думали, то ли раздеваться, то ли в обрат идти. С ими и мужик тот, кудлатый. Постоял да в воду. За ним и остальные попрыгали. А кудлатый-то — то там, то сям по реке рыскал, словно черт-те знает что выискивал…
Славенские у костра песни пели. Красиво выводили оглоеды дедовы, с чувством. Олег Иваныч и не знал раньше, что они так петь умеют…
Соловей мой, соловушко,
Соловей мой, птица вольная,
Птица вольная, бездомовая,
Полетай, мой соловеюшко,
На родимую мою сторонушку,
На родимую, на любимую…