— Захворала, говоришь? — Олег Иваныч придержал каурого, сворачивая с Ивановской к Торгу. — После с тобой вина попьем, покуда ж… Есть тут у меня одна знакомая бабка. Только сперва-наперво к посольству московскому заедем. Чай, не успели еще съехать-то.
Глава посольства Иван Товарков принял гостей приветливо, усадив на лавку, угостил квасом, после о делах толковали.
— Возьмем девку, не сомневайся, — выслушав историю Ульянки, покачал головой посольский. — Знает она, где сестрица-то живет?
— Да, говорит, знает. Ну, благодарствую, Иван Федорович. Скорблю, что обошлись с тобой так.
— Пустое, — махнул рукой Товарков. Грустно махнул, безнадежно. Прощаясь, напомнил, чтоб Ульянка утром пораньше пришла, не проспала б.
— Да не должна б проспать, мыслю.
— Вот и славно.
Передав поклон дьяку Курицыну, да Ивану Костромичу, да Алексею-священнику, Олег Иваныч с Олексахой покинули московское посольство и поскакали прямиком к Федоровскому ручью. К бабке Игнатихе в гости.
На сей раз колдунья встретила их приветливо. Сразу провела в избу, у окна усадила. Девка Ульянка, сидя рядом, на лавке, пряла пряжу, напевая грустную тягучую песню — мотив: помесь Зыкиной с Би Зи Кингом.
Когда вырастешь, девка,
Отдадут тебя замуж.
В деревню большую,
В деревню чужую,
Мужики там все злые,
Топорами секутся…
— К утру на Москву готова будь, девица, — с ходу сообщил Олег Иваныч, вытащил из калиты на поясе березовую грамоту, писало. Нацарапав буквицы, протянул Ульянке: — Куда подойти, тут сказано. Читать умеешь ли?
— Смеешься, господине? С батюшкой как?
— Да как… — Олег Иваныч запнулся. Отрубленная голова вощаника Петра с утра уже украшала посадничий двор. Ладно, нечего девку расстраивать, все одно уж.
Так и не ответил ничего, Игнатиху-бабку позвал:
— Дело к тебе есть, Марта Игнатьевна, у товарища моего.
Сладились быстро — за полденьги получил Олексаха полный набор колдовских зелий — от порчи, от сглазу, от приворота и даже от возможных превращений в собаку. Последнее зелье взял так, на всякий случай, мало ль, сгодится когда…
Выйдя на улицу, вскинулись в седла. Помчались во всю прыть. На Московскую дорогу сворачивая, не удержал скакуна Олексаха — сшиб на ходу человека в полушубке волчьем, посередке к мосту чрез ручей шел тот, не торопясь особо. Ну и поделом, что сшиб, не фиг посередине улицы шастать, честным людям путь загораживать! Главное, не насмерть чтоб… Да нет, вроде вон, в сугробе шевелится…
— Ах, вы ж, песьи дети, да чтоб вам! — выбравшись из подтаявшего сугроба, пришедший в себя прохожий обрушил на незадачливых всадников потоки отборных ругательств, периодически, с большим знанием дела, перемежая ругань проклятиями, тоже отборными. Где и научился-то?