— Велика победа, князюшко! — кто-то из служилых хвалится. — Ой, велика!
Хмурится князь Данила, вроде и не рад особо… Да нет, вот улыбнулся — рад, конечно… но и… жаль ему почему-то людей новгородских побитых, все ж свои, православные, не татары какие, нехристи…
Подвели пленников именитых: посадника Дмитрия Борецкого, да друга его, Казимира Василия, да Киприяна Арбузьева, боярина знатного с Кузьмодемьянской, да Епифана Власьевича, пораненного изрядно, да прочих… Что делать с ними — то государю великому, Ивану Васильевичу решать, как на то его государева воля будет. Смурно идут пленники, о судьбине своей гадают. Один Киприян Арбузьев весел: боярин — везде боярин, деньги есть — откупится.
Покуда суд да дело — людишек московитских с десяток по вражьим обозам шарило. С ними за главного — монах в рясе старенькой, глаза вострые — государева дьяка Стефана Бородатого человек доверенный. Не оружье искали, не припасы, не злато-серебро. Ничего такого не брали вовсе — наоборот, странное что-то делали — выбрав повозку богатую, осмотрелся чернец вокруг, на людишек своих прикрикнул, чтоб внимательны были. Да вытащил из-за пояса свиток пергаментный, с печатями — на печатях тех медведи новгородские. Осмотрясь быстро, украдкой свиток тот в повозку, под рогожу, сунул. Рука потер довольно, кивнул людишкам — те дружненько оружье собирать кинулись да припасы разные — будто за тем только и пришли.
Внимательно смотрел на то Олексаха, в кустах заросших у обоза таившийся. Дивился на чернеца — чудны дела твои, Господи! Рука левая у Олексахи поранена — тряпицей грязной замотана, болит рука-то, как бы огневица не приключилась! Да еще хорошо бы к реке ближе пробраться… Вот, кажется, момент удачный — отвернулись людишки московские, разом все, по команде словно…
Наметился было Олексаха, в кустах приподнялся… И тут же обратно нырнул — вовремя! Воеводы московские к обозу ехали — князь Данила, Стрига-Оболенский, Федор Хромой. С ними свита да люди служилые. Остановились у обоза, спрашивали, что да как найдено. Оружье да припасов всяких кучи осмотрели одобрительно. Тут и монах — к повозке богатой кинулся, отвернул рогожку. Пошарил — вытащил свиток пергаментный… Князю подал.
Развернул свиток князь Даниил, вчитался. Нахмурился страшно.
— Писание сие, — сказал, — зело важное. Договор то с Казимиром Литовским супротив государя Ивана Васильевича, супротив веры православной святой, супротив всей земли Русской! Велите к государю везти немедля!
Отъехали воеводы важные. Олексаха, выждав, к реке сбежал да с разбегу в воду кинулся, вброд. Хорошо, обмелела река-то, повысохла, иначе как плыл бы с рукой пораненной? Выбрался на берег, поднялся на кручу, да через поле — к лесу. Там и упасся.