— После заберешь. Впрочем… Что за послушницы?
— Да есть там одни… Так я сбегаю, матушка? А то заждутся ведь, искать будут. Потом подумают невесть что…
— Ладно… Иди. Послушницам тем скажешь — ночевать в Евдоксиной келье будешь — она пуста сейчас. Запомнила?
— Запомнила, — кивнув, девица Феврония лукаво взглянула на обнаженную игуменью. — А ты… Ты, матушка, красива вельми. Я быстро обернусь!
— Ну, иди же. Да не задерживайся, дщерь…
— Мигом, матушка, мигом!
— Три раза стукнешь, не перепутай. Да плат накинь, чудо!
Выпроводив девицу, игуменья улеглась на широкое ложе и, проведя руками по бедрам, довольно улыбнулась:
— А ведь не так и стара еще… Не стара!
На ходу завязывая платок, девица Феврония быстро выбежала из кельи игуменьи. Потопала ногами, постояла немного, затем, прислушавшись, на цыпочках подобралась по коридору к двери. К той самой. За которой плакали…
Поскреблась тихохонько. Никакого результата!
Оглянувшись опасливо, постучала громче.
Дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла боярыня Софья — в монашеском платье, на голове плат черен, на плечах телогрея накинута. В больших золотисто-карих глазах стояли недавние слезы.
— Чего тебе, сестра?
— Впусти-ка, боярыня.
Зайдя, девица выглянула наружу, осмотрелась и лишь затем тихо прикрыла дверь. Обернулась:
— Поклон тебе от Олега Иваныча, боярыня Софья!
— Господи…
Боярыня тихо опустилась на узкую лавку, обхватив лицо руками.
— Скорей, боярыня! Не время слезы лить-проливать!
— Не время?
— Бежать надоть! Все в лесу ждет, рядком. И лошади, и одежка, и люди… Ну, и Олег Иваныч самолично! Все очи уж, поди, проглядел! Так что скорей собирайся, боярыня!
— Олег?! Да чего уж мне собирать-то? Готова я… Идем, девица. Скажи хоть, кто ты?
Феврония с усмешкой сняла платок.
— Господи! Никак, Гриша?! Гриша!!!
Со слезами на глазах, Софья обняла отрока и поцеловала его в губы.
— Идем, идем, Гриша.
«Ну, дают бабы, — подумал про себя отрок. — Не одна, так другая на шею вешается!»
Они быстро прошли по темному коридору, первым — Гришаня — дорогу оглядывал, за ним боярыня поспешала проворно.
— Как же мы выйдем-то? — на ходу шептала, спрашивала. — Без игуменьи благословения сторожа нас нипочем не выпустят.
— Верно, не выпустят. Олег Иваныч чрез стену махануть советовал. Разорвете, говорил, какую-то простыню… что это такое, не сказывал… свяжете. Ладно, придумаем. Вон, похоже, ход к стене!
Никем не замеченные, они вышли к стене, представлявшей собою высокий тын из крепких трехсаженных бревен. Со стороны двора к стене была пристроена небольшая площадка — заборол, где хранились увесистые камни да запас стрел на случай нападения — предосторожность по тем временам далеко не лишняя, даже в женском монастыре. На заборол вело узкое суковатое бревно с прибитыми там, где не хватало сучков, перекладинами.