— Близок локоток, да не укусишь, — почесав затылок, философски изрек Олексаха и, бросив взгляд на Гришаню, поинтересовался, умеет ли тот плавать.
— Вообще-то умею, — кивнул отрок. — Только здесь вряд ли…
Сняв сапоги, он поболтал ногами в воде:
— Холодно, однако. Да и прибой! Нет, тут только за смертью плавать!
Олег Иваныч был полностью с ним согласен. Кто знает, сколько их тут будут держать, и к концу месяца вода наверняка прогрелась бы достаточно, но… Какой же смысл возвращаться обратно к пирсу, под неусыпные взгляды пиратской стражи и — как на прощанье предупредил ван Зельде — в «братские объятия» палача Рейнеке-Ханса? Да и плыть туда — не меньше версты, уж точно — поди, попробуй!
Островок был скалистым и абсолютно голым, если не считать желтоватых кустов дрока на небольшой, уже поросшей травою площадке, полого спускавшейся к воде. Именно в этом месте и можно было причалить, с остальных сторон остров везде обступали отвесные скалы. На площадке, ближе к скале, была устроена небольшая избенка, скорее даже шалаш — из разномастных досок, накрытых еловыми ветками и полусгнившей соломой.
Внутри строения находился грубо сколоченный стол и пара таких же скамеек, установленных вдоль стен. Выложенный округлыми булыжниками очаг располагался прямо напротив сорванной с петель двери.
— Ты, Олександр, чини дверь, — осмотрев жилище, распорядился Олег Иваныч, — а мы с Гришей наломаем веток. Постараемся быстрее управиться — что-то не нравятся мне вон те тучки… — Он кивнул на выход из фьорда, где, местами сливаясь с водой, туманилась в небе стремительно темнеющая синь.
Они едва успели. Первые капли тяжело упали на землю. Одна, вторая, третья… И тут же хлынул ливень! Настолько быстро, что Олег Иваныч с Гришаней, побросав ветки, еле смогли скрыться в будке. Оно оказалось не очень-то надежным, это укрытие, — сквозь гнилую солому крыши хлестало, пожалуй, ничуть не хуже, чем под открытым небом, так что пленники тут же промокли до нитки и угрюмо уселись на скамейках, словно нахохлившиеся вороны.
А дождь все хлестал, не унимаясь. Завывая, дул ветер, бросая почти к самой хижине злобные холодные волны.
Ливень закончился внезапно, как и начался. Еще капало, когда сквозь дыру в крыше пробился в хижину маленький солнечный луч — упал на лицо Гришане. Отрок зажмурился, покрутил головой, приоткрыл глаза и улыбнулся:
— Солнышко!
— Сами видим.
Не сговариваясь, выбежали наружу — да и что толку было сидеть в промозглой хижине.
Небо прояснилось. В облаках, изумрудно-свинцово-серых, порвались яркой синью дыры, их становилось все больше и больше, тучи позорно бежали к горизонту, жарко полыхнуло в одной из прорех чистое умытое солнце, прочертило расплавленным золотом дорожку в нефритовой голубизне волн. В полнеба, от пирса до открытого моря, растянулась в один миг разноцветная радуга…