«Дано старосте Плотницкого конца Кириллу, сыну Анфимьеву, два сорока серебряных денег новгородских, да Аниките, сотскому, полсорока денег новгородских, да Онисиму с Ифроимом, мужикам голосистым, по три денги кажному. В том все расписку творили да на Святом Писании поклялися. Кричать будем на вече за Ставра боярина».
— За Ставра-боярина, — вслух перечел Ставр последнюю строчку. — Так-то!
Потянулся довольно, повеселел. Новую грамотицу из кучи вытянул.
«Михаиле, церквы Вознесения, что на Прусской, диакон в том роспись дает и Святый крест целует, что все деньги выданы и все людищи на вече кричати будут Ставра-боярина». Ставра-боярина!
«От Климентия, диака, росписка, куды денги потрачены:
— Ифантьеву Ивану, сбитнику, чтоб на Торгу кричал за Ставра;
— Козину Шумиле, рыбнику, рыбакам бо грил, Ставрде, боярин, новый вымол супротив Щитной выстроит, да уплату за рыбную ловлю снизит;
— Климину Евфиму, писарю посадничьему, за писаные листы прелестные;
— Жураву Ремину — за то же;
— Игнату Паршину, сотскому — вся сотня за Ставра кричать будет.
Всем — по три деньги новгородских. Паршину Игнату — одна, да десять обещаны, как выкрикнут. Да мелкие монеты медяхи ребятам малым — чтоб пуще по Ярославову дворищу, где вече, бегали да Ставра кричали».
Улыбался Ставр, грамоты те читая — вот он, пост посадничий! Вот она — власть-то, близко-близко! Только руки протяни — и бери, владей, властвуй! А уж как станет посадником — ужо поприжмет неугодных-то людишек. Кому батогов, кому нос рвать, а кому — и головенку с плеч! Так-то!
Полюбовался Ставр на грамоты, сложил все в шкатулку, запер. Схронец столешницей забронил тщательно. Засов отодвинув, распахнул дверь:
— Митря!
Затопал сапожищами, прибег Упадыш, Митря. Сразу в ноги пал, чувствовал, что виноват, собака!
— Нашли?
— Ищем, батюшка! Как сыщем, все жилы вытянем!
— Сыщите сперва. Кто еще в посадники хотел, вызнал?
— Вызнал, батюшка! Епифан Власьевич, боярин с Неревского!
— Хм… Епифан Власьевич, говоришь?
Ставр задумался, встал с лавки:
— Вот что. Добежишь завтра к Климентию-дьяку, скажешь: пусть все людишки его говорят везде — боярин-де Епифан Власьевич обеднел давно, да посадником хочет стать, чтобы деньги себе имати бесчестно. Еще пускай говорят, будто нездоров сильно Епифан Власьевич, да худороден, да пьяница, да на соль пошлины поднять замыслил. Да еще пускай про нынешних посадников скажут, Дмитрия Борецкого да Василия Казимира — дескать, к латынству дюже склоняются от веры святой православной… Запомнил?
Митря кивнул, подобострастно глядя на боярина.
— Так и скажешь. Да! Не жди-ка завтра. Сейчас и скачи к Климентию-то. Возьми вон еще серебришка. Ну, чего встал?