Так обстояло дело шесть лет назад, во время поисков Земли Ветлугина. Так обстоит дело и теперь, во время поисков самого Ветлугина.
С земли поднялся Савчук, и, ежась от холода, подсел ко мне.
— Полчетвертого, — сказал я, посмотрев на часы. — Рано еще. Сменять в четыре.
— Не спится, — хрипло ответил Савчук.
— Не спится? Почему?
— Все мысли, заботы… Дайте-ка папиросочку!
— Вы же не курите!
— Придется закурить.
Мы задымили и долго сидели в молчании, думая каждый о своем, а может быть, даже об одном и том том же.
— Ну, спать, Алексей Петрович. Спать! — сказал Савчук, беря у меня из рук ружье. — Начало пятого, а в шесть побудка.
Я осторожно, стараясь не разбудить Лизу, лег с ней рядом у потухшего костра. Только вытянувшись на подстилке из мха и веток, почувствовал, как устал за день.
Перед закрытыми глазами замелькали какие-то блестки, солнечная рябь. А! Листва, освещенная солнцем!
Раздвинулись ветви, и на опушку вышел Петр Арианович, близоруко щурясь через очки.
Он спокойно стоял и осматривался. Он не видел, что из-за спины его, нависая над ним, поднимается что-то страшное, какая-то очень длинная, медленно раскачивающаяся тень…
Крикнуть, предупредить? Но мой голос не донесся бы до него…
Утром я проснулся от холодных капель, которые падали мне на лицо. Погода переменилась к худшему. Небо было в тучах, накрапывал дождь.
Река сразу стала хмурой, неприветливой. Прибрежный тальник дрожмя дрожал, как от озноба.
С севера задувал резкий, прохватывающий до костей ветер.
Настроение участников экспедиции по-прежнему было нервозным. Лиза разворчалась на меня за то, что я пролил кофе. Я не удержался, ответил резкостью. Савчук только вздыхал и ел больше обычного, что было у него признаком угнетенного состояния духа.
Бульчу спустил лодку на воду. Мы молча расселись в ней.
Стыдно признаться, но я испытывал желание поссориться с нашим проводником. Меня раздражал его спокойный, самодовольный вид.
— Скоро ли? — то и дело спрашивал я.
— Скоро, скоро, — бодро отвечал старый охотник.
— Вторую неделю говоришь так. Ведь уже был здесь!
— Очень близко показалось — от смерти бежал, — отвечал проводник, поворачивая ко мне улыбающееся круглое лицо.
Что поделаешь? Он был прав. Человеку, за спиной у которого смерть, некогда оглядываться по сторонам и высчитывать расстояние. Удивительно еще, что Бульчу запомнил так много ориентиров на берегу.
— Посмотри, — говорил он, указывая веслом. — Вон берег обвалился. Красная глина, как открытая пасть. А сейчас скала будет — Сидящая Сова. Очень похожа на сову.
Это была память не горожанина, знающего, что можно при малейшем затруднении спросить дорогу у милиционера, нет, — цепкая память охотника, который не пользуется даже компасом, потому что привык доверять своим обостренным зрению и слуху.