И он перехватил у нее из рук посудное полотенце.
А после праздничного завтрака мы снова двинулись в путь.
Выше порогов река стал очень мелкой. Первое время мы с усилием отталкивались веслами, как шестами. Но лодка все чаще задевала лесок и гальку на дне реки. Несколько десятков метров она буквально ползла на «брюхе».
— Стоп! — сказал я. — Этак недолго и днище пропороть. Вся работа насмарку.
— Да, отплавалась! — согласился Савчук. — Пойдем бечевой.
Решение было правильным. Мы вышли на берег и впряглись в лямки.
Трое из нас брели по берегу, таща лодку за собой, а четвертый сидел в ней и правил веслом. Мы чередовались через каждый час: рулевой сменял одного из «бурлаков».
Иногда отмели выдвигались так далеко, что лодка с трудом проползала по самой середине русла — едва-едва хватало бечевы. Потом река снова сужалась, скалы подступали вплотную к воде, а некоторые даже нависали козырьком. Лодку перегоняли тогда на веслах, двигаясь как бы узким скалистым коридором.
Но, несмотря ни на что, мы все время пытались шутить, чтобы поднять настроение.
Рассматривая свои ладони, на которых вздулись пузыри, я сказал:
— Есть отличное название для статьи, товарищи!
— Какое еще там название?
— «Ученые прорываются к верховьям реки, или Трудовые мозоли от научной работы!»
— По-моему, — бодро поддержал Савчук, — именно в нашем положении стираются грани между умственным и физическим трудом.
— Веселенькое зрелище! Сидят друг против друга и огорчаются по поводу своих мозолей, — засмеялась Лиза. — Вспомните седовцев! А папанинцы? До седьмого пота крутили лебедку, когда брали глубоководные пробы…
— Да ведь не жалуемся. Просто констатируем факт…
В пути Лиза заинтересовалась, что мы сделаем прежде всего, когда вернемся в Москву.
— В Москву? — Савчук задумался. — Переверну вверх ногами музей, заставлю переставлять экспонаты в зале позднего неолита. Ведь теперь, по новым данным…
— А ты, Леша?
— Я бы охотно прослушал Второй прелюд Рахманинова. Там, знаешь, такое начало! Тяжелые, величавые аккорды. Как шаги судьбы! Я считаю: музыкальная интерпретация судьбы Ветлугина!
— О, какие вы оба глубокомысленные! Я мечтаю о другом. Горячий, очень горячий душ! Потом — в Столешников, делать маникюр!
— Маникюр?
— Но это же очень важно, как ты не понимаешь! Посмотри, во что у меня превратились ногти. Просто жить не хочется, когда такие ногти.
— «Быть можно дельным человеком, — услужливо процитировал Савчук, — и думать о красе ногтей…»
Мы с новой силой налегли на лямки. Лиза, стоя в лодке во весь рост, помогала нам веслом.
Но вскоре расхотелось и шутить.