— Робкий он у меня, — сказала тетя Поля.
— А я тоже был из этого десятка. Коли жить под немцем не хочется, так поневоле осмелеешь… Тут такое уж дело, мать! — твердо повторил он, по-крестьянски собрав со стола крошки.
И когда он ушел, этот солдат, тетя Поля вдруг почувствовала себя легче. Ночь проспала спокойно, а наутро проснулась с новым настроением. Ей все время казалось, что кто-то должен прийти, она кого-то ждала, но — кого?..
Вечером навестила дочку Аглаи и наказала старому смотрителю:
— Ты, Степан, время от времени заглядывай ко мне. А вдруг придет он, а меня нету, — я снова в море уйду! А я — жду…
— Кто придет-то? — удивился Хлебосолов.
— Ясно кто! Или не понимаешь?
— Невдомек мне.
— Ну, это твое дело. Только заходи.
И смотритель, внимательно посмотрев ей в лицо, сказал:
— Ладно! Зайду… Ты не беспокойся… Или вон Анфиску пришлю — у нее ноги помоложе…
Около смерти
«Ну вот, — подумал лейтенант Рикко Суттинен, — одна-две минуты — и все будет кончено… Все, что было!.. Так, пожалуй, и лучше…»
И, подумав, он вытолкнул из-под ног березовый чурбан, тонкая петля сразу захлестнула шею. Ему показалось, что он слышит, как хрустят хрящи его горла, потом боль рванулась откуда-то из груди — впилась в самую макушку головы.
Мрак тяжело нахлынул сверху, раздавил сознание, как поганую лягушку.
И оттуда же, сверху, откуда свалился мрак, кто-то грубо крикнул ему:
— Вставай, девка!
Суттинен медленно открыл глаза. Он лежал на полу, а обер-лейтенант Штумпф стоял над ним, широко раздвинув толстые ноги, и крутил в руках концы разрезанной веревки.
Ударом сапога советник отбросил в угол березовый чурбан, снова крикнул:
— Вставай!.. Я никому не скажу!
Рикко Суттинен поднялся, шагнул к столу, налил водки.
— Судьба, — сказал он, растирая горло. — Видно, не суждено посмотреть Туонельского лебедя!..
Он осушил стакан, и его тут же вырвало.
— Ну вот, — брезгливо поморщился Штумпф.
— Плевать! — сказал Суттинен, вытирая подбородок, и крикнул денщика: — Вяйне! Поди сюда, вытри…
— Допился, — продолжал советник, — пора бросить.
— А я брошу! — запальчиво крикнул Суттинен. — Я еще не конченый… Я еще все могу… Я брошу, вот это — последнее!
Он снова налил себе водки и выпил. Денщик с тряпкой в руках стоял на пороге, не уходил — ждал: вырвет господина лейтенанта или не вырвет?
На этот раз не вырвало, и Суттинен успокоенно сказал:
— Ну вот… Клянусь: это — последнее!
Он встал и, нахлобучив на голову кепи, вышел. Штумпф сел к окну, долго смотрел, как по улице, пошатываясь, идет лейтенант Суттинен; вот он остановился, потом завернул к крыльцу дома, в котором размещался полковой капеллан.