Он соскочил с коня, отпустил его пастись на лужайке и кнутовищем постучал в ставню закрытого окна:
— Эй, кто тут есть, отопрись!
Послышалось шлепанье босых ног, скрип расшатанных половиц, и наконец щелкнула задвижка. На пороге стояла рослая широкая женщина лет тридцати пяти, а то и сорока. Распущенные густые волосы опутывали ее всю, большие светлые глаза смотрели пронзительно и остро.
— Переночевать пустишь? — спросил лейтенант.
Финка ничего не ответила, пропуская его вперед. В темных сенях она положила на плечо офицера руку, и тот почувствовал, что рука ее необычно сильная, как у мужчины. В светелке, куда женщина провела его, душно пахло землей и лесными травами. Присмотревшись, лейтенант заметил, что вдоль всей комнаты протянуты деревянные жерди, на которых сушились пучки пырея, ромашки, озерной бодяги и какие-то длинные корни. Под ногами офицера, сопя и фыркая, прокатился колючий кругляш ежа.
— Картошка есть? — спросил лейтенант.
— А надо?
— Давай, сейчас еще придут офицеры… А это что?
Стадухин выкатил из-под лавки станковый пулемет.
— Землю пахать, что ли?
Женщина промолчала. Солнце зашло за вершины деревьев — в доме стало совсем темно. Капли дождя четко застучали по листве. Жалобно взвизгнула подхваченная ветром ставня.
— Сын твой? — спросил Стадухин, освещая спичкой обтянутый траурной лентой портрет молодого парня, всего обвешанного щюцкоровскими отличиями.
— Сын… вы убили его под Виилури!
— А сколько наших убил он?
Финка взяла в руки нож.
— Картошку чистить?
— Как хочешь, — ответил лейтенант, — только не подмешай там чего-нибудь… Не надо было твоему сыну в драку лезть!
«Поскорей бы уж пришли офицеры», — подумал он и снова спросил:
— До границы далеко?
— Вот картошки сварю, — как-то хитро улыбнувшись, ответила финка, — и пойду, завтра утром уже там буду. А с вами не останусь!
— Твое дело…
— И дом сожгу!
— Не дадим.
— Он мой!
— Так что?..
Донесся мягкий топот копыт, приехали офицеры. Керженцев вошел в халупу, взял со стола финскую газету.
— О, и пулемет! — сказал он. Стадухин, открывая окна, засмеялся:
— Вот, за границу тащить его хочет.
Финка воткнула нож в стенку, выругалась:
— Не буду чистить картошку! Сами…
— Чугунок только оставь.
— И чугунок не дам…
Финка села, положив на стол большие грубые ладони с грязными желтоватыми ногтями. От гнева она тяжело дышала.
— Ну и народ же вы! — засмеялся Керженцев, кидая в чугунок нечищенную картошку. — Ну что злишься-то?
Финка взяла газету, которую только что держал капитан, бросила ее на пол.
— Добились? — вызывающе сказала она. — Теперь к нам, в Суоми, залезете, колхозы начнете строить?..