— Без оружия не ходите!.. Набивайте патронами все карманы!.. На фельдфебелей не надейтесь!.. И — стреляйте!.. Как можно больше!.. Я в этом «диком» батальоне полтора месяца!.. Застрелил одиннадцать сволочей, но, кажется, мало!..
Выяснилось, что батальон состоит из ста восьмидесяти трех отпетых штрафников, уже не раз приговоренных к расстрелу, но спасаемых только необходимостью в нужную минуту бросить их в самое пекло, — там перегорят все!..
«Я, кажется, влип», — опечалился Штумпф, направляясь знакомиться со своими подчиненными.
— Ты чего здесь стоишь? — спросил он фельдфебеля, застывшего у дверей барака с автоматом в руках.
— Охраняю, герр обер-лейтенант.
— Кого?
— Наказанных военным судом.
— Всех ста восьмидесяти трех?
— Так точно, герр обер-лейтенант.
— А если не охранять?
— Разбегутся, — объяснил фельдфебель. — Правда, убежать здесь некуда — тундра, но патрулям будет работы на всю неделю!
— Открой дверь!..
Штумпф вошел в барак, с минуту стоял на пороге, приучая глаза к мраку, а нос — к зловонию. Он уже почти приучил свои основные органы чувств к новой обстановке, как вдруг чей-то громадный сапог, окованный железом, трахнул его по голове.
— Здорово, парень! — крикнули при этом откуда-то сверху. — Что скажешь?
Штумпф подобрал сапог и сказал:
— Так, один есть… Меня не проведешь! Сейчас я узнаю, чей это сапог, и одним человеком в нашем обществе станет меньше… Становись!
Дружным хохотом ответили ему с вонючих нар, которые заскрипели и зашатались, грозя рухнуть.
— Я что сказал?.. Становись в шеренгу по одному! — скомандовал обер-лейтенант.
В ответ кто-то громко испортил воздух и крикнул:
— Хайль Гитлер!
— Ха-а-аль! — заорали все сто восемьдесят три.
Штумпф такого святотатства снести не мог и, выхватив парабеллум, стал высаживать патрон за патроном куда попало: в потолок, в стенку, в окно, а потом заявил:
— Сейчас начну бить на выбор… Каждого, кто больше понравится!.. А ну, вот ты…
Трах! — и, черт возьми, промазал!
Кое-как, нехотя, построились. Но каково же было удивление Штумпфа, когда он увидел, что у всех ста восьмидесяти трех не было сапога на левой ноге, и он держал сапог тоже с левой ноги.
— Ну, — выдохнул обер-лейтенант, — вы, я вижу, народ опытный. А я таких как раз уважаю. Так что, парни, ссориться с вами я не хочу. Нам еще воевать вместе придется. Чей это сапог?.. Держите!..
Вышел из барака, хотел посмотреть время, но часов на руке уже не было. Что есть силы заталкивая в парабеллум свежую обойму, рванулся обратно. Но вдохнул прокисший воздух, поглядел в дымную тьму и понял, что часы — хорошие, швейцарские, на семнадцати камнях — потеряны безвозвратно.