Ветер, дунувший из-за Куришгафской косы, сорвал жиденький паричок адмирала, и заплескались седые волосы моряка, кое-как обкромсанные ножницами…
А на серой взбаламученной воде рейда мотало бомбардирские корабли с зарифленными парусами. Захлестывало пеной «Селафаила», «Дондера» и «Юпитера». Рвало с якорей прам «Дикий бык», гневный и щетинистый от пушечной ярости. А на фрегате «Вахтмейстер» в нитку тянуло над рейдом брейд-вымпел начальника бомбардиров — Александра Вальронда.
Там уже отвалил вельбот, шли на веслах, выгребая в пене и в песнях, и скоро на борт к адмиралу поднялся капитан третьего ранга Вальронд: лицо красное — будто ошпарено, глаза распухли от соли и ветра, круглые — как у кота. Возле голенастых ног бомбардира крутился кортик офицерский, а на нем — золотом: «Виватъ Россия».
— Саня, — сказал ему в каюте Мишуков, — назавтре штурм… Готовы ли?
— И налил пузатую чарку перцовой. — Твоя! Пей, а я полюбуюсь. Еще смолоду зарок дал: после семидесяти лет в рот ее, проклятой, не брать!
— Дошли, — рапортовал Вальронд, — таким побытом… На «Юпитере» фок снесло, он же, падая, две стеньги переломил. На «Гаврииле» восемь кнехтов с планширем за борт кувырнулись. Все сгнило, кусками валится. На волне кранцы било. Ядра пушечные по декам раскатились. Воду из трюмов качаем ведрами. Не флот у нас, а — труха!
— Не труха у нас, а — флот, Санька! — отвечал ему Мишуков. — Ежели б трухой были, так до Мемеля не дошли б! А за то, что вы моряки не трухлявые, вот тебе ишо чарочка-отправочка. Выпей, голубь, во славу божию и ступай фарватер мерить…
Вальронд выпил не кривясь, пошел прочь — на дек. Кованные медью ботфорты бомбардира глухо били в палубный настил, звеня застежками, будто шпорами. Когда же перелезал через фальшборт, вздернулись рукава мундира, шитого не по росту, и стали видны на локтях свежие заплатки… Парады в Петербурге остались, а здесь — под Мемелем — и так сойдет!
***
Русские моряки в те времена были бедны, как церковные крысы. Платили им самый мизер, да и того годами от казны не доплачешься. Шли на флот больше дворяне мелкотравчатые — дети и внуки моряков или те, кто знал, почем фунт лиха, — и был корпус морской предан службе своей до исступления.
Это была почти каста, сознательно отгородившаяся от дворцовых интриг, презиравшая золоченые шатры сухопутных полководцев. Годами качались они на палубах, редко сходя на берег; ели солонину из бочек; сажали в гаванях лук и редьку; а жен своих, чтобы не тратиться на два стола, иногда держали под палубой, возле самых пороховых бочек…