Мешки с деньгами покидали в коляску. Сверху уселся Гаддик.
— Стой! — заорал он в воротах. — А перчатки-то забыли!
Поспешно, в самый последний момент, Гаддику сунули связку дамских перчаток. Кроаты бросились от Берлина врассыпную, как нашкодившие воришки. Через два часа после их бегства в столицу ворвался на взмыленных лошадях Зейдлиц и отлупил членов магистрата плеткой:
— А меня не могли дождаться? Перчатки дарите этой венской бабе? Я вам покажу перчатки!.. Что скажет теперь король?
Король печально сказал:
— Учу я их, учу, а все равно берлинцы помрут дураками. Но Вена еще глупее Берлина: надо же догадаться устроить такой шум из-за каких-то перчаток…
Гаддик услужливо поднес в презент своей прекрасной императрице двадцать дюжин чудесных перчаток.
— Ах, какая прелесть! — сказала Мария Терезия, но…
И тут случилось то, чего никак не ожидал Гаддик: перчаткой его ударили по лицу. Он не догадался развернуть сверток еще в Берлине: все двадцать дюжин перчаток оказались с левой руки!
Гаддик после этого случая прожил еще 33 года, но так и не смог исправить свою карьеру при дворе. Всю жизнь потом он глубоко страдал из-за этих перчаток! Честно признаюсь, мне этого налетчика даже иногда жалко…
Так — анекдотом! — и закончился набег австрийцев на Берлин. В Петербурге ему не придали значения и отнеслись к событию только как к забавному анекдоту. Слово оставалось за русской армией, но сейчас она была далеко даже от Кенигсберга.
Неважно складывался этот год у Фридриха: под Прагой он повержен, под Коллином разбит и откатился в Саксонию; французы шли через Ганновер прямо в незащищенные пределы королевства с запада. И наконец Гросс-Егерсдорф поставил на лоб короля громадную шишку. Казалось, что дни Фридриха уже сочтены; еще один удар союзных армий — и Пруссия, этот извечный смутьян в Европе, будет растерта на политической карте, как последний слизняк.
Вольтер, на правах старой дружбы, в письме к Фридриху советовал ему, пока не поздно, разумно сложить оружие. Но вера в «чудо» не покидала короля, и он отвечал Вольтеру стихами:
Pour moi, menace du nautrage, Je dois, en affrontant 1'aurage, Penser, vivre et mourir en roi…»
«Под угрозой крушения, встречая Бурю, я должен мыслить, жить И умереть как король… (франц.)»
Армия герцога Ришелье легко катила в прусские провинции, и Фридриху доложили, что под жезлом маршала Франции 24 000 человек.
— Это парикмахеры, а не солдаты, — отвечал Фридрих. Разведка ошиблась в подсчете и тут же поправилась:
— Король, Ришелье гонит сто тысяч!
— Тем лучше, — отвечал Фридрих. — Зато теперь я спокоен, что меня причешут и припудрят по всем правилам куаферного искусства…