— А ваша императрица ратифицировала конвенцию?
— Пока нет.
— Тогда и разговор о помощи со стороны его величества, короля моего, откладывается…
Бестужев-Рюмин понял: коготок вязнет — всей птичке пропасть. Ведь деньги-то у англичан он уже взял. И крышу во дворце своем настелил новую. И стекла зеркальные из Брюсселя вывез морем… Теперь самому платить надобно. Платить — делом!
Выбрав момент, когда Елизавета хворала, канцлер нагрянул к ней с жалобами:
— Великая осударыня! Опять ковы чувствую, опять недруги сожрать меня силятся… Доколе же терпеть мне, немощному?
— О чем ты, Петрович?
— Да как же, матушка! Вот возьмут англичане конвенцию сию и вернут ее нам, как вексель на протестацию. И король оскорбится… А мне сего не снести позора!
Елизавета махом ратифицировала договор с Англией.
— Забирай, — сказала она, спихнув со стола бумаги. — Но, ежели хоть один волос падет с головы русской за интересантство аглицкое, то знай, канцлер: и твоей башке на плечах не висеть!
И вот тут до Петербурга дошло известие о том, что Пруссия уже состряпала такой же договор с Англией… Получалось нечто ужасное: Россия должна отныне в ряду с пруссаками проливать кровь за интересы, которые не только солдатам, но и самой Елизавете Петровне не всегда понятны.
И грянул гром, но какой гром! Отзвуки его, словно круги по воде, докатились до самых плюгавых дворов Европы, куда не заглядывали даже шарлатаны, лечащие горбы способом «удара об воздух»… Императрица всегда была простой барыней, и гнев ее на великого канцлера мало отличался от гнева помещицы на своего лакея.
— Душегуб, ирод проклятый!.. — кричала она ему. — То-то, я примечаю, ты у причастия святого редко бывал. За сколько же ты продал меня, антихрист? Ведь я и конвенцию-то эту подписала для той единой нужды, чтобы Фридриха от Курляндии отринуть! А теперь — что? Ты его мне в дружки подсунул?
Бестужев и сам не гадал, куда заведет Россию его твердая, но потерявшая гибкость «система», перенятая им от недоброй памяти Остермана. На ослабших ногах канцлер кинулся к Вильямсу; между ними повторилась сцена, очень близкая той, которая была разыграна в Сан-Суси между Фридрихом и герцогом Нивернуа…
— Императрица в отчаянии от вашей измены, — заявил канцлер.
— Измены? — отрекся Вильяме. — Нет! Наш договор с королем прусским может показаться обидным только королю Франции. Мне, господин канцлер, непонятны ваши намеки… Я знаю вас и знаю, что вы сами никогда не желали дружбы с Францией! Так чего же вы сейчас бросаетесь упреками в измене?
Вся «система» жизни Бестужева катилась сейчас в пропасть, и канцлер прищемил Вильямса в кресле тяжелым взглядом.