— Это в меня! — колотило Дугласа. — Вильяме.., в меня!
— Вы ошиблись и здесь, мой почтенный падре. Не забывайте: вы только швейцар при дверях во французский ресторан, а стряпать на дипломатической кухне приходится мне…
Покушение на французов не осталось загадкой истории, и позже планы убийства миссии были обнаружены, как и следовало ожидать, в бумагах канцлера Бестужева-Рюмина.
***
Потом у них болели животы — они стали бояться отравления. Дипломаты запаслись в аптеке куском мышьяка. Каждое утро натощак де Еон с Дугласом скорбно лизали его по очереди. К концу переговоров в Петербурге они с трех лизаний дошли до сорока, делая себя невосприимчивыми к ядам. Тогда к подобному способу прибегали многие, искушаемые в тайнах секретной политики!
Исподволь де Еон начал копать яму под секретаря английского посольства — прекрасного Пяста.
— Зачем вам это нужно? — испугался Дуглас.
— Понятовский раздвинул свою постель на всю Европу. Именно через него тянется цепочка преступлений до Лондона и Берлина!
— Бросьте, — волновался Дуглас. — Куда вы пишете?
— Я пишу в Варшаву. Там послом от Версаля человек огня и железа — граф Брольи, пусть он вмешается в это дело…
Дуглас выхватил бумагу из-под руки де Еона:
— Вы не знаете Екатерины! Она не простит нам этого…
— Защищайся, негодяй! — И кончик шпаги уперся в кадык. — Ты осмелился назвать меня болваном?
— Я не говорил этого.., клянусь! — шептал Дуглас.
— Нет, вы говорили…
Кое-как поладили. Де Еон связался с Варшавой, откуда в отозвании Понятовского его поддержал граф Брольи. Как выяснилось, Понятовский уже побывал в сарданапаловых объятиях сэра Вильямса, и де Еон стал трезвонить этой новостью по Петербургу.
Случилась тут поездка в Кронштадт, где было обильное возлияние. Понятовский спьяна сам ускорил свое падение. За столом он стал бранить польско-саксонского короля Августа III и его канцлера Брюля:
— Они не гнушаются грабить польское шляхетство. По матери, урожденной Чарторыжской, я должен быть князем Острожским, а король с канцлером не возвращают мне это княжество, которое приносит им миллионные доходы…
Де Еон это запомнил. Яма уже вырыта, осталось только спихнуть в нее Понятовского. Атташе повел атаку на этот раз не с нравственной стороны, а с политической.
— Я не понимаю, — трещал он при дворе, — как русские могут терпеть у себя человека, который, являясь подданным Августа, состоит на службе Англии, союзницы Пруссии? К тому же, клевеща на курфюрста саксонского, Понятовский отнимает у России союзника.
Бестужев-Рюмин едва не сказал де Еону грозное «цыц».