Слушали затаив дыхание. Комиссар не допустил никаких комментариев к приказу, ничего не добавил от себя. И без того все было ясно.
— Старшины! Выводите людей.
— Головные уборы на-а-деть! Выходи строиться…
Нестройной колонной вытянулись на улицы Соломбалы; какая-то старуха перебежала юнгам дорогу, испуганно крестясь:
— Хосподи-сусе, всего-то годочек отвоевали, а уже деток малых на войну тащат. Свят-свят, с нами крестная сила!
Угасли последние огни глухих окраин Архангельска.
— Идти чтоб с песнями! — послышалась команда.
В самом начале колонны возник, струясь в полумраке, чистый серебряный голос:
Все вымпелы вьются и цепи гремят —
Наверх якоря выбирают…
Тысяча юных голосов повела песню по печальной дороге, еще не ведая, куда эта дорога ведет.
Не скажут ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага,
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель «Варяга»…
От «Варяга» давно и следа на воде не осталось. Но его флаги вечно будут реять над русскими моряками.
* * *
Кажется, пришли. Показался лагерь бараков, обтянутых колючей проволокой. С высокой будки, где стоял часовой, плацы лагеря подсветили лучом прожектора Витька Синяков оповестил всех:
— Это, братцы, пересылка. Сейчас дадут нам по сроку без адвоката, и — прощай, мамочка, загубил я молодость во цвете лет…
Никто не засмеялся. Из болотистого леска тучами налетали комары. Старшины развели юнг по баракам, отвечали одно:
— Спать, ребята, спать. Отвыкай спрашивать!
Савка с самого начала решил, что станет дисциплинированным юнгой, и когда ему велели спать, он тут же безмятежно заснул на голых нарах. А пока он дрыхнул, юнги побойчей не терялись. Судя по тихой возне, всю ночь напролет происходил свободный обмен формы. Савка утром встал, а шинель на нем уже волочится по земле. Фланелевка сама собой выросла до колен. Клеши тащатся по лужам, пояс брюк расположен выше груди. Бескозырку тоже подменили: теперь она, паря над ушами, свободно вращалась на стриженой макушке. В довершение всего ноги болтались в обуви, словно в ведрах. В таком виде Савка мало напоминал бедовых матросов из фильма «Мы из Кронштадта». Никак он не походил на скитальца, альбатроса и гордого пенителя океанов!
От обиды поплакал он в уголку, чтобы никто не видел, и пошел жаловаться старшине барака. Тот, замотанный до предела, только отмахнулся:
— А где ж ты был, когда тебя переодевали?
— Я спал, — отвечал Савка.
— На флоте никто не спит. На флоте лишь отдыхают.
Впрочем, старшина утешил его, пообещав, что по прибытии на место службы всем юнгам подгонят форму по росту. Особенно трудно было справиться с брюками. Савка и ремнем-то их у пояса перетянул, и снизу-то до самых колен загнул, а все лишнее, что болталось выше ремня, премудро свесил наружу с напуском. Ради идеалов стоило и пострадать!