Жабин строго предупредил Соломина:
— Особенно-то вы там не увлекайтесь! Шхуна у меня не резиновая, я же и груз беру, а отсеков в ней кот наплакал.
— Сколько же можно записать в десант?
— Возьму от силы лишь тридцать человек…
Ближайшие дни Соломина были заполнены исключительно подготовкой десанта в дорогу. Из петропавловских дружинников тщательно выбирали только здоровых, отличных стрелков, кому запах пороха издавна привычен. Соломин смертельно обидел старого зверобоя Егоршина, отказав ему в месте на шхуне:
— Тебе восьмой десяток, куда ты лезешь? Пришлось отказать и студенту Сереже Блинову:
— Вам, юноша, сам господь бог велел дома сидеть.
За единого сыночка взмолился его отец:
— Креста на вас нету! Молодой человек всей душой рвется в сражение, так оцените же его священный порыв…
В их спор врезался голос Исполатова:
— Да кому нужен его порыв, тем более священный? Разве умеет студент драться так, чтобы шерсть клочьями летела?
Чиновник настаивал, взывая к Соломину:
— Христом-богом прошу! Ведь мой Сереженька еще только вступает в жизнь, и кому же, как не ему, следует начать ее хорошо, а по кустам не отсиживаться…
Андрей Петрович просмотрел списки, скрепя сердце вычеркнул одного пожилого унтера и вписал Сережу Блинова:
— Вы довольны?
— Вот спасибо, вот спасибо. Сейчас домой сбегаю — обрадую…
— Напрасно уступили, — хмуро заметил Исполатов. — Вы же не раздаете билеты на благотворительный концерт.
— А вы разве не видели, как он ко мне пристал? Ради верной службы старика я был вынужден это сделать…
В унисон с этими событиями гремели скандалы в доме Расстригиных. Никто не вникал в суть супружеской свары, и даже самые любопытные не задерживались под окнами, из которых на улицу, заодно с черепками битой посуды, вылетали женские визги «мадамы» Лушки и брань ее благоверного супруга.
Изможденный и притихший (почему-то босой), Серафим Расстригин вдруг заявился в уездную канцелярию:
— Смерти жажду! Где здесь в десант пишут?
— Проспись, — отказал ему Блинов.
Расстригин стучал кулаком перед Соломиным:
— Деньги на одоление супостата у меня брал?
— Ну, брал.
— Небось тратил?
— Ну, тратил…
Это верно, что Соломин, не желая расходовать казенные 47 000 рублей, слегка транжирил расстригинское пожертвование. Он посмотрел на босые ноги купца с твердыми серыми ногтями. Не вдаваясь в извилистые настроения этого человека, Андрей Петрович устало велел Блинову:
— Запишите господина Расстригина в дружину и выдайте ему, как и всем, ополченский крест на шапку.
Но купец приспособил его к рубахе:
— Вся грудь в крестах или башка в кустах!