— По Волге… осенью, — сказал он, глядя на потолок. — Не думаю, чтобы это получилось…
Он отправился на почту, достал из бумажника истрепанную квитанцию старой телеграммы.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Некрасов к чиновнику, — не поступало ли письма на этот номер квитанции: ноль тысяча шестьсот тридцать восемь?
Чиновник охотно проверил залежавшуюся почту — нет, ничего не обнаружилось. Тогда штабс-капитан присел к столу и тут же составил в «Брачный листок» следующее заявление:
Прошлое женщины меня не интересует, авантюристок просят не волноваться. Встретиться лично не могу, связанный службой. Сам я красив, люблю музыку, умею нравиться женщинам. Религия и сословные предрассудки мешать не могут. Отвечайте СКОРЕЕ: почтовая квитанция № 01638, Тифлис.
Он возвращался домой, когда на мосту через Куру его нагнала извозчичья пролетка, с которой спрыгнул незнакомый прапорщик и, пугливо озираясь, сунул Некрасову в руки плотный увесистый сверток.
— Какое счастье, что я вас встретил, — выпалил прапорщик. — Боже мой, выручите… Вы меня знать не можете, но это сейчас не имеет значения. Я прапорщик Николохристо из Тенгинского батальона… Мне о вас говорил Тригони еще в Одессе!
Оставив Некрасова со свертком в руках, прапорщик так же быстро исчез, и штабс-капитан огляделся по сторонам. К счастью, на мосту было пустынно. Юрий Тимофеевич надорва-л обертку пакета, в котором, как и следовало ожидать, лежала пачка нелегальщины.
— Вот болваны! — выругался Некрасов и, размахнувшись, швырнул пакет в гудящие под мостом водовороты.
От моста он свернул в кривую улочку, долго стучал в двери одного дома, пока ему не открыли.
— Это вы? — спросил Клюгенау.
— Послушайте, барон. — Некрасов отвел прапорщика в сторонку от дома, и весь их разговор происходил посередине узкой улочки. — Скажите, помимо тех доносов Латышева, вы больше ничего не обнаружили в бумагах Пацевича?
Клюгенау понимающе кивнул:
— Верьте мне… Латышев погиб в той рекогносцировке, и на этом досье замерзло. Я не думаю, чтобы Штоквии или… А впрочем, ручаться не могу… Разве тучи над вашей головой стали уже сгущаться?
Некрасов, замолчав этот вопрос, крепко пожал маленькую, как у женщины, пухлую ручку барона:
— Прощайте. Вам я всегда верил…
Арестован Некрасов был в этот же день. Пришли два отменно вежливых жандармских офицера и, учтиво извинившись, переворошили небогатое имущество штабс-капитана.
При обыске то и дело слышалось:
— Позвольте побеспокоить… Извините за любопытство…
Прошу прощения, а здесь что? ..
Искали долго. Все перерыли. И на лицах вдруг проступила тупая растерянность.