Жюльен был растроган и несколько удивлен этим прощальным тостом, он никак не ожидал, что человек вроде Бронсена был способен на подобную речь, — времена, видимо, воздействовали на людей самым странным образом. Он был приглашен на обед, потому что его вызвали в Париж ознакомиться с чьей-то диссертацией, и он воспользовался случаем проверить, не вернулась ли Юлия в свою квартиру. Когда там никто не откликнулся, он посетил дом Клода Бронсена в Нейи-сюр-Сен, где застал его за торопливыми сборами и впервые в нерешительности, как поступить. Жюльен посоветовал ему уехать в Англию, пока еще можно: он отыщет Юлию и обеспечит, чтобы она последовала за ним туда.
— Если она на юге, то пока непосредственная опасность ей не угрожает. Ваше положение, по-моему, гораздо рискованнее. Если вы останетесь, она будет тревожиться за вас, а не думать о себе. Так что уезжайте. Отправляйтесь в Нормандию, где, возможно, найдете еще действующий порт.
Но он не захотел. Он не мог допустить, чтобы Юлия была чем-то обязана кому-то, кроме него. Это была его величайшая слабость, черта, почти обесценивавшая все лучшее, что он сделал для нее как отец. Даже в подобных обстоятельствах он не отступил, не позволил кому-то еще защитить ее, и уж тем более он не хотел, чтобы она оказалась обязанной именно Жюльену.
— Нет. Лучше, чтобы мы были вместе. Я ее найду, и мы отправимся в Марсель. Об этом я ее уже предупредил. У меня заказан номер в отеле и есть контакты с пароходной компанией. Нам потребуются несколько виз, и только. Возможно, она уже ждет меня там.
Жюльен повторил свое предложение, затем отступил и принял приглашение на обед.
Самая обыденность причины, которая привела его на север, тот факт, что академическая жизнь могла продолжаться в такое время, сами по себе подразумевали доверие, возлагавшееся на французскую армию до самого последнего момента. Он приехал за два дня до стремительного наступления немцев, чтобы присутствовать на защите исследования позднего античного города — пересмотр труда Фюстеля, совсем не оригинальный, но кое-что обещающий, — когда танки ворвались в Арденнский лес, считавшийся непроходимым и практически не обороняемый. К тому времени, когда кандидат начал принимать поздравления, обход французских сил, защищавших страну от дивизий, которых перед ними не было, почти завершился. В течение дня между моментом, когда он облачился в мантию, и моментом, когда пожал руку кандидата, война была, по сути, проиграна — хотя на осознание этого потребовалось еще несколько недель. Даже немецкое командование встревожилось, не в силах поверить, что им не подстроена какая-то ловушка, не сомневаясь, что безрассудная доблесть, остановившая их в прошлый раз, рано или поздно обернется сопротивлением.