Я ожидала чего-то подобного. Многие люди суеверны, но у египтян больше оснований верить в призраков, чем у других народов. Разве удивительно, что потомки фараонов ощущают присутствие богов, которым поклонялись более трех тысяч лет назад? Добавьте к этому пантеоны христианства и ислама, и вы получите внушительную когорту всевозможных демонов.
Я собиралась объяснить это Абдулле, но нам помешал Эмерсон.
– Пибоди! Ты сюда не подойдешь?
– Поговорим позже, Абдулла. Не поддавайся страху, друг мой. Ты же знаешь, что Отец Проклятий способен справиться с любым злым духом.
– Гм-м, – с сомнением протянул Абдулла.
Эмерсон стоял на вершине скалы и смотрел вниз. Рядом с ним топтался Джон.
– Пибоди, ты только взгляни!
Я взобралась на скалу. На первый взгляд внизу ничего примечательного не наблюдалось. Из-под земли торчала наполовину раскопанная мумия. Судя по обмоткам, мумия относилась либо к эпохе Птолемеев, либо ко временам римлян, а такого добра у нас хватало.
– Господи, – вздохнула я. – Еще одно римское кладбище.
– Не думаю. Мы находимся на христианском кладбище.
Джон прочистил горло:
– Сэр... Я давно хотел сказать вам об этом. Эти бедные христиане...
– Не сейчас, Джон!
– Но, сэр, нехорошо выкапывать бедных покойников, словно это какие-то нечестивцы. Если бы мы были в Англии...
– Мы не в Англии, Джон. Ну, Пибоди, что скажешь?
– Любопытно... У столь ухоженной мумии должен бы иметься гроб или саркофаг.
– Именно, моя дорогая Пибоди.
– И как ее обнаружили?
– Рабочие просто наткнулись на нее, в каких-то двух футах от поверхности.
– Ты ведь знаешь, Эмерсон, пески иногда смещаются без всякой видимой причины. Мне сфотографировать?
Эмерсон поскреб подбородок:
– Думаю, не надо. Я просто запишу, где ее нашли, и посмотрим, что еще здесь отыщется.
– Сэр, – снова забубнил Джон, – это христиане...
– Попридержи язык, Джон, и дай мне вон ту щетку.
– Скоро время чая, Эмерсон.
– Неужели?
Приняв этот вопрос за согласие, я вернулась в дом. Рамсеса в комнате не было. Как только я открыла дверь, навстречу радостно выскочил львенок. Я почесала его за ухом и оглядела ошметки, оставшиеся от тапочек Рамсеса, его ночной рубашки и парадного костюмчика. Потом, несмотря на жалобные причитания львенка, загнала его в клетку, вернулась в гостиную и поставила чайник.
Чай мы пили на воздухе. Песчинки, скрипевшие на зубах, – небольшая плата за прекрасный вид и ласковый ветерок.
Скоро появился Эмерсон.
– Сколько раз говорить тебе, Амелия, что этот ритуал – полная нелепость? Послеполуденный чай хорош дома, но прерывать раскопки... – Он жадно схватил чашку, осушил ее в один Присест и с многозначительным видом протянул мне. – Питри небось не прерывается на чай. И я не буду, точно тебе говорю. Сегодня последний раз.