Когда старый негр спустился с последним багажом, Блэк сам запер на замок тяжелую железную дверь и, стоя на верхней площадке чугунной лестницы, окинул долгим взглядом окружающую ледовую пустыню и снежные холмы. Казалось, они были ему особенно дороги и милы, и когда, наконец, он присоединился к нам и, сев в шлюпку, скомандовал «отчаливай», лицо его было не столько мрачно, сколько печально и озабоченно.
Гребцы дружно налегли на весла. И минуту спустя наша шлюпка, пройдя сквозь узкую щель между скалами, вышла в передний бассейн. Солнце садилось, вся поверхность залива была залита ярким светом заката. Блэк не спускал глаз с освещенного солнцем судна, стоявшего теперь на якоре в самой середине залива. За это время во внешнем виде безымянного судна произошли большие перемены, теперь это было совершенно белое судно: его верхняя рубка и башни были скрыты под белыми чехлами. Словом, повстречай я теперь это судно в открытом море, я бы не узнал его. По всему было видно, что оно готово сняться с якоря. Из трубы поднималась тонкая струйка дыма, свидетельствующая о том, что на этот раз пользуются углем вместо газа.
Мы взошли на палубу по трапу, и я увидел, что большинство жилых помещений находились в верхней рубке или крытой палубе, вокруг главной дымовой трубы. Кроме того, на корме были еще помещения и каюты, в одной из которых помещался я, когда был на пути в таинственный каменный замок Блэка. На баке помещались исключительно только негры, так как белые пираты отказывались жить вместе с ними. Для этих привилегированных людей экипажа имелось прекрасное казарменное помещение в носовой части судна. Все это я, конечно, узнал впоследствии. Меня оставили совершенно одного на верхней палубе судна, откуда я мог свободно наблюдать за всем, что происходило внизу. Сами же пираты до того были заняты приготовлениями к отплытию, что никто и не вспомнил обо мне. Люди работали с удивительным усердием и охотой. Блэк, стоя на мостике в щегольском капитанском форменном платье с золотыми пуговицами и галунами, смотрел теперь особенно молодцевато. Его удивительное самообладание, его знание морского дела и та любовь, с какой он относился к этому делу и к своему судну, невольно внушали к нему некоторое уважение, освещая его с выгодной стороны, и многое в нем становилось теперь мне понятно. К немалому моему удивлению оказалось, что доктор Осбарт был не только главным врачом судна, но исполнял еще и обязанности младшего офицера, тогда как Четырехглазый был старшим офицером. Шотландец же Дик, присвоивший себе титул духовника, был не только превосходнейшим моряком, но и выдающимся артиллеристом, на попечении которого лежала вся артиллерийская часть. Что же касается инженеров и механиков, то я первое время не встречал никого из них, но затем из машины вышел наверх маленький человечек, худой и тощий, грязно одетый, в очках, с бледным, нервным, но чрезвычайно умным лицом, лицом великого ученого. Я с первого же взгляда принял его за немца и, как оказалось, не ошибся.