— Она потрясающая женщина, Грег, но ты ведь рисковал, не так ли? Как я слышал, на территории действия режима Виши многие французские девушки проявляли благосклонность к немцам.
Лизетт подумала, что Грег ударит собеседника, но он только сурово сказал:
— Никогда больше не смей так говорить о моей жене и ее стране! Ты ничего не знаешь о французах и о том, что им пришлось пережить! Боже мой, когда я думаю, сколько выстрадала из-за немцев Лизетт… они сожгли ее дом… она одна похоронила родственника, убитого ими…
Приятель Грега смутился.
— Я же не знал этого. «Ньюсуик» публиковал фотографии французских девушек, которые сотрудничали с немцами. Потом им публично обривали головы. И таких было много. Они развлекались, пока мы рисковали жизнью, освобождая их. Вот и все.
Жилы вздулись на шее Грега.
— Никогда так больше не говори! — угрожающе прорычал он. — А теперь убирайся к черту!
— Ладно-ладно, не горячись. Чертовски много американцев погибло, вытаскивая Европу из дерьма, в которое она сама себя загнала. И, встречая европейца, я просто хочу знать, на чьей он был стороне во время войны.
Терпение Грега иссякло, он шагнул вперед, но его приятель поспешно ретировался.
Лизетт задрожала. Ей пришлось наблюдать отвратительную сцену, как тогда, в Байе, в день рождения Доминика.
Обернувшись, Грег увидел, что жена потрясена, и быстро подошел к ней.
— Не обращай внимания на болтовню этого кретина. Он ни черта не знает о том, что происходило в Европе.
— Ничего… Я все понимаю.
Но на самом деле Лизетт не понимала, что имел в виду Грег, рассказав, как она одна похоронила родственника, убитого немцами. Лизетт похоронила только Дитера. И Грег сам разрешил ей сделать это. У нее закружилась голова.
— Пойдем пообедаем где-нибудь, — предложил Грег, увидев, что перебранка привлекла к ним внимание посетителей галереи. Лизетт кивнула и через силу улыбнулась, но настроение было испорчено. Она представила себе, что было бы, если бы «Ньюсуик» поместил на своих страницах и ее фотографию. С каким ужасом и отвращением Грег рассматривал бы ее!
Спустя две недели они отправились с Центрального вокзала в трехдневное путешествие в Сан-Франциско. Когда поезд отошел от перрона, Грег с тревогой посмотрел на Лизетт. В глазах ее застыло странное, испуганное, почти затравленное выражение. Может, жену опечалило, что они покидают Нью-Йорк?
— Мы вернемся сюда, как только пожелаем, — заверил ее Грег. — Поэтому не стоит огорчаться.
— А я и не огорчаюсь. — Лизетт взяла мужа под руку. — Уверена, что полюблю Сан-Франциско, да и Доминику понравятся солнце и море.