Изменился и Авлабар, необратимо превращаясь в туристский квартал, похожий на театральную декорацию. Подновлялись и укреплялись его старинные здания с тонконогими резными балкончиками, протезировались щербатые булыжные мостовые, красились новыми синтетическими красками старые стены и исчезали привычные живые запахи. Дольше всех держался запах свежего хлеба.
На семейном совете было решено, что Ира будет поступать в институт пищевой промышленности. Раз уж он так стремится стать пекарем, то пусть будет директором хлебозавода.
Честно говоря, Ираклию (если уж не суждено быть пекарем в маленькой пекарне) было совершенно все равно кем и где работать. Он твердо знал только одно — кем бы он ни был, он всегда найдет повод и возможности для дружеской пирушки. И никакая должность не помешает ему быть веселым человеком. Таким, как дед Ило.
Впрочем, таких слов он даже мысленно, про себя, не произносил. Он просто жил, любил и очень почитал родителей, был предан друзьям, очень влюбчив, хорошо пел, знал много тостов, мог поддержать любую беседу и никогда даже на самой разудалой пирушке не забывался и не терял человеческого достоинства и облика.
В первый год после окончания школы он не поступил в институт и пошел в армию. Отец два раза приезжал к нему в часть, расположенную под Москвой, дважды встречался с его командирами и каждый раз выслушивал много хороших слов о сыне.
Томаз Ильич гордился своим сыном и подробно рассказывал о его успехах родственникам и знакомым.
Ираклий Мелашвили (по-русски его фамилия означает Лисичкин или Лисицын) в детстве очень плохо ел и был чрезвычайно худым ребенком. Каждое удачное кормление было событием в доме.
Когда Ираклий пошел учиться в первый класс, он весил двадцать один килограмм. Прежде чем отдать его в школу, все многочисленное семейство Мелашвили, включая дядьев и теток, родных и двоюродных, а также взрослых племянников, вместе и порознь советовалось по этому поводу с докторами.
Весь первый год отдельную сумку с яблоками, виноградом и бутербродами носила в школу бабушка Кето, Екатерина Владимировна. Ираклию было тяжело нести сразу и портфель, и сумку.
На первой же перемене Ираклий устроил раздачу гостинцев. Дети вежливо брали по кусочку и чинно отходили, поблагодарив. Ираклий добросовестно пытался есть вместе со всеми, но у него ничего не получалось. Гиви Мониава, его сосед по парте, сказал:
— Если ты не будешь ничего есть, ты умрешь.
Ираклий заплакал, запихнул в себя кусок еще теплого, завернутого во много бумаг, прозрачного от масла хачапури, и его стошнило прямо в коридоре. Лужица была небольшая, и Гиви, вынув из ранца большой носовой платок, растер лужу по полу, а грязный платок засунул за горшок с геранью.