– Всем все понятно? Тогда за дело, мать-перемать.
Прислонившись к огромному жерлу пушки и силясь переварить все только что услышанное, Николас Маррахо (их с Курро пока что определили на подноску пороховых картузов) рассматривает корабли, сражающиеся поближе к «Антилье», которая медленно приближается к месту боя. Из порта много не увидишь: лишь квадрат волнующейся синей воды да завесу дыма, а над ней тут-там – разодранные паруса, мачты без реев и вспышки от орудийных выстрелов. Примерно в трех сотнях шагов (эх, если б можно было шагать по воде, думает Маррахо, чтобы рвануть отсюда куда подальше) корабль под испанским флагом яростно отстреливается правым бортом от наседающего британского трехпалубника. Кто-то из ветеранов говорит, что это вроде бы «Сан-Агустин», замыкавший авангард: он подошел, чтобы огнем своих семидесяти четырех пушек поддержать «Тринидад» (у этой громадины осталась только одна мачта), который вместе с «Бюсантором» отбивается от нескольких англичан, палящих по обоим кораблям чуть ли не в упор. В просвете среди дыма Маррахо видит, что «Бюсантор» – тот самый, где находится главнокомандующий, Вил-ленеф или Вильнев, черт знает, как там звать этого распроклятого лягушатника, – потерял все свои мачты, как будто облысел, и только сине-бело-красные клочья флага еще трепыхаются на каком-то чудом уцелевшем обрубке. Когда Маррахо и другие новички на рассвете, сбившись в кучу, дрожали от холода на палубе, им, среди прочего, сказали, что пока на корабле развевается флаг, считается, что он не сдался. Спустить его означает сдаться на милость противника, означает просьбу прекратить огонь, поэтому ни один командир не имеет права спускать флаг прежде, чем вступит в бой и постарается вести его достойно. А уж насколько достойно – об этом судят (возьмите на заметку) по числу своих потерь убитыми и ранеными и по тому, что осталось от корабля в результате этого боя.
– Но можно было бы судить по числу убитых врагов.
– Само собой. Только так не принято. Хотя вообще, по словам надсмотрщика Онофре (это он произнес разъяснительный спич), в Испании трибуналы обычно обходятся с теми, кто сдал свой корабль англичанам, довольно мягко. Например, если моряк поднял руку на офицера, ему без долгих разговоров ее просто отрубают, а за другие проступки тебя, разложив на пушке, порют плетьми или шомполами, если ты солдат, или протаскивают под килем (а это такая штука, коллеги, что уж лучше болтаться на ноке); но если ты из начальства, тебе что угодно сойдет с рук У всех у них есть связи, разная там родня, друзья-приятели. А кроме того, ведь в нашей Армаде все капитаны из господ, все знают и покрывают друг друга. Или почти все. А вот у англичан все наоборот: если что, изволь отвечать по всей строгости, а сдай офицер свой корабль или проиграй бой, ставят его к стенке, и вся недолга. Нам до них далеко. Они к морю относятся серьезно. Как-то раз шлепнули даже одного адмирала, который сунулся на Менорку или куда-то еще в том же роде. Звали его… не то Бинг, не то Бонг… Говорят, расстреляли сразу же после заседания трибунала. На палубе его собственного корабля.