Челюсти сомкнулись, в один миг перекусив замешкавшегося гомункулуса пополам. Длинная шея задралась, тварь торопливо заглатывала лакомую живую добычу.
Фесс схватил ремень. Дернул, наматывая на руку – манхалия вновь захрипела, давясь тухлятиной.
– Брось! – словно собаке, приказал Фесс. – Брось, и пошли!
Он вложил в слова совсем-совсем немного магии Повеления. Немного – чтобы не засекли хозяева башни – и бросился вон из комнаты, волоча за собой полузадушенную манхалию. Зверь покорно пригнул шею, даже не пытаясь сопротивляться. Наговорное железо ремня глубоко врезалось в кожу; тварь сейчас оказалась в полной власти проклятого двуногого.
В коридоре раздался вопль. Какая-то тщедушная фигура поспешно шмыгнула в проход, не решаясь заступить дорогу.
На сей раз Фессу повезло. Он оказался в нижних покоях башни – рукой подать, судя по всему, до ведущих на задний, хозяйственный, двор ворот; и он совсем уже было решил, что будет пробиваться к ним, как…
…Росчерк быстрого серебряного пламени на темно-алом фоне. Росчерк серебряного пламени, окаймленного трепетно-живой зеленью. Как он мог забыть?!
И это было где-то совсем рядом. Наверное, пара лестничных переходов.
За спиной кто-то истошно вопил. Манхалия начала дергаться, тщась повернуть голову – то ли распознала эти голоса и вспомнила обидчиков, то ли… В общем, двуногий, тащивший ее на поводке, уже не слишком интересовал зверя.
Спасибо тетушке Агате, полному профану в магии, но великому знатоку всяческого зверья, научила чувствовать даже самого свирепого и на вид безмозглого. Манхалия хотела отомстить.., и, отпусти ее сейчас, то, пожалуй…
– На меня не кинешься? – негромко спросил Фесс, поворачиваясь и глядя прямо в глаза чудовищу. После чего быстро, одним движением, распустил удавку. Ремень остался в руках.
Манхалия не обратила на Фесса никакого внимания. Алчно и зло заклекотала, встопорщив костяную гряду вдоль хребта; развернулась и ринулась прочь, вдогонку за поспешно удаляющимися воплями.
«Странно. Не оказалось поблизости ни одного мага?..»
Времени размышлять не было. Фесс ринулся по следу – серебряное с зеленым, оно горело перед глазами, горело даже сквозь кладку стен, он чувствовал его всеми фибрами, он рвался к нему, несмотря ни на какие преграды. Кто-то высунулся из боковой двери – мясницкий нож взлетел и рухнул. Тело с разрубленной шеей осело. Фесс даже не оглянулся посмотреть, кого же он убил.
Серебряное с зеленым!
Поворот, поворот, поворот… Винтовая лестница вела его вверх, это было глупо, это было неразумно – там, наверху, его возьмут голыми руками, надо, воспользовавшись переполохом, пока манхалию не упрятали обратно в зверинец, прорываться прочь из башни, а он вместо этого лезет зачем-то вверх…