Зелёная книжечка с тончайшими страничками внутри…
“Откровение святаго Андрея Богослова”, глава вторая, стих третий. “Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился, и не изнемогал, и увещевал маловеров, и помогал утвердиться сомневающимся, вопрошающим о Воскрешении и Вознесении — а было ли?”
Там же, глава третья, стих тринадцатый. “Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: уверуйте же, о вы, столпы и светочи! Ибо мало в ком из вас вижу я истинную веру, а посему ей! Гряду скоро и сдвину светильники ваши с мест!”
Исайя осторожно закрыл книжечку. Кто сейчас помнит эти — хотя бы эти строчки ? Не говоря уж о других…
“И если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде, и в том, что написано в книге сей.
Свидетельствующий сие говорит, ей, гряду скоро! аминь. Ей, гряди, Господи!..”
Исайя выпрямился. Взгляд его готов был пронзить ночную тьму, и сотворённые (наверняка сотворённые!) Идущим по Следу завесы, но…
А что, если барьеры, которые он встретит, окажутся непреодолимы? Что, если Умники ещё сильнее, чем он полагал, и дело тут вовсе не в Прельщении? “Аз есмь Алфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний”. Так? Или не так? Вот в чём вопрос — если, конечно, ещё осталось право на вопросы.
Что с Твердиславом? Что с ним, скрывшимся во мгле Сенсорики? Кем он вернётся — если вернётся? Умником? Или чем-то хуже — апостолом Тьмы, слугой Идущего по Следу? Или же, напротив, — вернётся утвердившимся в своём пути апостолом Света?
Что толку гадать, сказали бы ему. Но ведь когда гадаешь, когда душа твоя всеми помыслами тянется к тому, за кого болеешь, кому страстно желаешь удачи, — то ему, бьющемуся в тенетах Мрака, становится легче, и отступают сомнения…
Был большой соблазн — двинуть по обнаруженному Твердиславом проходу десятка два “гончих”, новейших боевых биомехов; эти способны были продержаться какое-то время даже в самой глуби Сенсорного облака благодаря минимуму микрочипов и максимуму специально выращенных живых тканей. Узкие и длинные, похожие на громадных богомолов, невероятно гибкие, способные протиснуться почти в любую щель, несмотря на внушительные размеры, хорошо забронированные, великолепно вооружённые… Но даже они не способны оказались внести перелом. Могли лишь продержаться дольше других своих собратьев. Умники останавливались, встретив на пути не броню и бластеры, а живых людей, тех, что готовы были сражаться, забыв о собственной жизни. А таких с каждым днём становилось всё меньше и меньше; кланы же не оправдывали надежд.