– Огонь, огонь, ротозеи! – я почти силой швырял ребятишек к острым зубьям разрушенной стены. – Огонь!
Восемь «штайеров» достойно встретили карателей. Вычислитель помалкивал, каждое попадание означало смерть.
Я давно забыл, что такое «азарт боя». Я думал только о том, что надо выдержать. А для этого надо думать – думать не о том, чтобы выжить самому, а куда направить огонь моих ребят, и тогда, может быть, я тоже доживу до вечера.
...Встреченные плотным огнём из развалин, каратели попятились. В ход вновь пошли огнемёты и дымозавесы, сквозь которые не могли прорваться наши сенсоры, в то время как каратели явно получали информацию непосредственно с орбиты. Один из французских танков дёрнулся раз, другой и третий от попаданий, но силовой щит пока справлялся. Другой «тигр-7» пятился, поливая перед собой свинцом. Ему в лоб тоже угодила граната, и я увидел, как сработала активная броня: видно, у этого танка щит уже выбило полностью.
А каратели уже, казалось, были всюду: не кланяясь нашим пулям, они лезли и слева, и справа сквозь проломы в стенах; закричал и опрокинулся один из моих мальчишек, и в тот же миг в него угодила шальная граната. Броня взорвалась изнутри...
Мы отходили, огрызаясь огнём. Связь с французами всё ещё работала, и каратели дорого платили за каждый шаг; но всё-таки они продвигались.
Наш взвод отходил тоже, собирая с врага обильную жатву; имперская артиллерия больше не расчищала им путь, и 203-я охранная дивизия умывалась кровью; однако, когда мы наконец оторвались и заняли следующий рубеж – за вторым кольцом рвов и баррикад, – выяснилось, что от взвода уцелела ровно половина. Моё отделение оказалось самым многочисленным: шестеро бойцов, со мной – семеро.
– Это не каратели, – уверенно заявила наша горе-взводная. За весь бой она отдала только две команды: «Огонь!» – в самом начале и «Отходим, все отходим!» в самом конце. – Это кадровая дивизия с эмблемами карателей. Они хотели ввести нас в заблуждение и добились своего.
– Это вряд ли, – заметил я.
– Но вот это-то уже точно каратели! – голос взводной дрожал, она махнула рукой в сторону оставленных нами кварталов.
Я поднял бинокль. Имперская артиллерия разнесла только самые окраинные строения, дома чуть дальше в глубину уцелели. Я полагал, там не должно остаться ни одного человека, однако равнодушная оптика явила совершенно иную картину. Картину, от которой у меня под шлемом волосы встали дыбом.
Фигурок в обычной повседневной одежде выводили из домов другие фигурки, в имперской броне. Свежей и чистой, в отличие от той, что была на тех, в кого мы стреляли, кого убивали и кто убивал нас. Настоящие каратели.