Наивно, говорите вы? Третий Рейх, ехидно напомните вы мне, не шибко утруждал себя соблюдением каких бы то ни было договорённостей? Так стоит ли ожидать верности слову от его духовных последышей, как бы тщательно они ни затирали свастику в лавровом венке? Одна небольшая планетка никогда не сможет противостоять огромной Империи. И даже заполучи мы несколько новейших мониторов и заполни всё небо орбитальным платформами, Империя всё равно прогрызётся сквозь наши оборонительные рубежи, даже меняя одного за сто.
Так на что ж тогда рассчитывать? Новый Крым – не Швейцария, не удобный плацдарм в игре многих могущественных сил.
Но как Швейцария была нужна Третьему Рейху, так и Новый Крым может стать нужен Империи.
Уже противно? Но мы – не Давид, а Империя, увы, не Голиаф. Мы не можем позволить себе красиво умереть на последних рубежах. Потому что мы – последние. От полутораста миллионов говорящих на русском за последние два века осталась горстка. Где остальные? Рассеялись, ассимилировались, утратили память. Потеряли язык. Переняли «общеимперское», многие даже модифицировали фамилии.
Так что вы, любители произносить красивые и пустые лозунги о том, что лучше умереть стоя, ну и так далее, заткнитесь. Это вопрос последнего императива. Достоин ли жить мой народ, мой язык, память о поколениях предков, о победах и поражениях, о взлётах духа, обо всём, что делает нас народом? Или нет, или последние из могикан должны выйти на открытый бой и лечь, безо всяких шансов на победу?..
Упав, можно подняться.
Как сказал давным-давно поэт Толстой:
А коль приключится над ними беда,
Потомки беду превозмогут!
Бывает, – добавил свет-солнышко князь,
Неволя заставит пройти через грязь,
Купаться в ней свиньи лишь могут!
Кто-то считает, что, упав, можно только умирать.
Кто-то говорит, что «лучше б они красиво пали!». Кто-то любит вспомнить некогда гордых американских индейцев.
Да, подняться смогут не все. Но после «красивой смерти» вообще некому будет подниматься. Моё дело – сохранить шанс встать.
Судите меня теперь, любители «последнего боя».
– ...Ты даже не спрашиваешь, зачем ты нам, Фатеев?
– Не спрашиваю, эрцгергог. Жду, что вы сами скажете.
Он шагнул ближе, в традиционной для императорской фамилии чёрной форме бронетанковых войск.
– В последние часы произошло слишком много событий, – вполголоса произнёс он. Видно было, что слова давались ему нелегко.
– Не все армейские офицеры... согласились с моим регентством.
Ещё бы, подумал я.
– Некоторым из них... удалось склонить вверенные их командованию боевые части к неповиновению.