Немногие уцелевшие из переселенцев присоединились к нам – кто выжил под Тучей, не повредившись рассудком.
Встречаться с Далькой я не стал. Не могу я смотреть ей в глаза. После Гилви – нет, не могу. Хоть режь.
Отцу я передал документы, подписанные Его Светлостью регентом. Теперь это их дело. Пусть ведут переговоры, определяя наш будущий статус. Хотя, конечно, вопрос гарантий...
– На этот счёт не волнуйся, – с непонятной мрачностью сказал папа, когда я закончил свой рассказ. – Гарантии будут. Непременно будут. Только ни о чём не спрашивай меня сейчас. Вам всем ещё вернуться надо. А Даля твоя уже оборвала все...
– Хватит, пап.
– Ладно-ладно, я что, я ничего, – подозрительно быстро сдался он. И, обняв меня, попросил шёпотом: – Ты только возвращайся, сын.
* * *
Последний полёт оказался совсем невыносимым. Гилви словно бы дала обет молчания и целомудрия, целыми днями и ночами сидела в одиночестве, запершись и отказываясь разговаривать с кем бы то ни было. «Мерона» гордо рассекала подпространство (или что там ещё достойно рассекать имперскому клипперу), и я тоже не находил себе места – предстояло выполнить последнюю часть плана, часть, в которой всё основывалось на одних лишь смутных и косвенных доказательствах. Да и хватит ли для задуманного, гм, захваченного с собой «материала»?..
«Мероне» нужно было одолеть немалое расстояние. Около пятидесяти световых лет, ничем не примечательная звёздочка, похожая на Солнце. Там не ждут нас устрашающие космические крепости, возведённые злобными Чужими, – не сражалось против нас никаких злобных Чужих, если не считать Дбигу, которые если и сражались, то исключительно безо всякой злобы.
По корабельному времени проходили «дни» и «ночи», Дариана Дарк пребывала в тихом помешательстве, пуская слюни и мочась под себя в комфортабельном корабельном лазарете под неусыпным контролем, каковой ей обеспечил Валленштейн; Клаус-Мария Пферцегентакль гонял солдат до седьмого пота, словно собираясь завоевать с «Танненбергом» половину Вселенной, а если прибавить остальные части 2-го корпуса, то и вторая бы половина бесхозной не осталась; я же слонялся по коридорам огромного корабля, не находя себе места.
Приходит конец истории, думал я. Хочется верить, что счастливый, что мы благополучно осуществим задуманное и вернёмся домой, что Его Величество кайзер выполнит данное обещание и имперский флаг над Новым Крымом будет спущен, что безумная братоубийственная распря между Империей и Федерацией сойдёт на нет как-нибудь сама собой, что моя родная планета залечит раны и голубые волны вновь заплещутся у набережных Нового Севастополя, и пусть приезжают к нам те же шахтёры с Борга, купаются, загорают и, причмокивая, смакуют наших ползунов, тушенных в собственном соку, – пусть только не мочатся с парапетов где попало. Пусть всё станет тихо, мирно и скучно, пусть настанет время, о котором летописец смог бы написать «в лето от сотворения мира такое-то... не быть ничего, лишь тишина великая».