— Может, расстроилась, что он бросил ее или залетела… — Задумчиво протянул Антон.
— Все это не повод бросать институт, продавать квартиру, скорее наоборот, в таком состоянии вряд ли кто на все парах понесется в отчий дом, рубя все концы. — Резонно возразил Миша. — Нет, тут что то другое. Покруче.
— Я согласна. Антон, у тебя есть адрес Марининых родителей?
— Да. Они тут недалеко в пригороде живут. Так полудеревня, полурайцентр. Я думаю, Мише стоит съездить, потолковать с девушкой .
— Вряд ли она захочет открыть душу такому «тонкому и чуткому» парнишке, как наш Михаил. Поеду я, надеюсь, мне скорее удастся найти подход к ранимой девичьей душе.
— Ну, давай тогда прямо в путь. — Нехотя согласился Корчагин. — До вечера обернешься. Антон, возвращайся и продолжай работать с этим Владиславом Львовичем, будь он неладен, женами поинтересуйся, родителями, ну, не мне тебя учить. А я, пожалуй, опять в университет. Попробую встретиться с героем-любовником, сегодня вечером по графику его очередь мыть пробирки. Но сначала я требую полноценного обеда, без подкормки я плодоносить отказываюсь.
Через пятнадцать минут мы все втроем сидели за столиком в маленьком уютном кафе с изумительной русско-восточной кухней.
Городок, где живут родители Татьяны Сергеевны Шишковой, встретил меня не слишком то ласково. Начать с того, что на подъезде к первым домам населенного пункта меня поджидала западня в виде открытого канализационного колодца, замаскированного огромной необъезжаемой ни с какой стороны лужей. Притормозив немного перед неожиданным препятствием, я, как мне показалось, здраво рассудила: ехать надо ближе к центру, наверняка машины, объезжая лужу, стремятся держаться ближе к берегу и дорога наиболее разбита как раз в тех местах. Размышляя таким образом, я смело внедрилась в самый центр «озера», и вот результат — в глухую сижу в канализационном люке. Открыв дверку машины, мне захотелось плакать: грязная жижа достигала практически низа дверки. Окинув взглядом дорогущие кроссовки, изготовленные в Германии совсем не для плавания в жутком болоте, я загрустила еще больше.
— Не надоть было по середке-то ехать, милая барышня. Держались бы краешку, потихонечку, глядишь, и перебрались бы на ту сторону. — Вывел меня из транса скрипучий стариковский голосок . Принадлежал он небольшому дедку, мирно сидящему на лавочке у входа в убогий домишко метрах в двадцати от меня.
— А нельзя было сказать об этом чуточку пораньше, пока я не завязла здесь по самые уши? — не на шутку обозлилась я.
— Так ты ведь, милая, не спрашивала. — Дед спокойно продолжал курить сигару, издалека похожую на самокрутку.