– Я любовник вашей супруги, – скромно признался я, – Елены Владимировны. Пришел пообщаться.
– Прх-кх-кх-кх-хк… – Плешь поперхнулась – оказывается, она, помимо всего прочего, еще и пила сок из высокого стакана – и явила моему взору свое закономерное продолжение: всего профессора. Он выскочил из кресла и принялся обходить стол, направляясь в мою сторону: в брюках со спущенными подтяжками, носках, расстегнутой белой рубахе, пола одна которой торчала из штанов совсем не величаво.
«Щас бросится!» – подумал я, опасливо отступая к двери.
– А-а-а-а! – неопределенно протянул профессор, подходя ко мне вплотную, снимая очки и близоруко щурясь. – Так вот вы какой – е…рь… оуэмм… e…pb-истре-битель. Аа-гаа-а!
– Перехватчик, профессор, – осторожно поправил я, следя за руками своего визави. – Это нехорошее слово, как правило, используется в сочетании с «перехватчиком». Но вы знаете – мы уже целый год с Еленой Владимировной не поддерживаем…
– Так какого черта вы приперлись? – воскликнул профессор. – Вопрос остается открытым независимо от выявленных обстоятельств. Какого черта, перехватчик? Вы не вздрагивайте – я вас бить не собираюсь. При всех моих вышепоименованных достоинствах, батенька, я имею два большущих недостатка. Я стар и плохо вижу. Вот так. А посему и обошел стол, чтобы рассмотреть вас как следует. Не каждый день, знаете ли, приходят вот такие… оуэмм… перехватчики.
Вволю насладившись лицезрением моей скромной персоны, профессор возвратился в свое кресло, кряхтя натянул туфли, заправил рубашку и накинул на плечи пиджак. Я тоже его рассмотрел – отнюдь не урод, не хромой и не горбатый, каким описывала его своенравная Элен. Нормальный старый еврей – плешиво-кучерявый, огромный лоб, благородные, в общем-то, черты лица, небольшого роста, но интеллектом мощным так и веет, несмотря на напускную простоту, простецкость наигранную – мостик между дремучим сознанием студентов-недоумков и светилом науки.
Я про таких типов читал. Студенточки юные, наверно, прутся от него и мечтают хоть разок полежать на столе в профессорском кабинете, широко раздвинув ноги и поглаживая ручонками шаловливыми его лоснящуюся от пота плешь, ритмично совершающую обратно-поступательные движения. А может, и не только мечтают. Но зрелая львица Элен им помыкает – она давненько миновала восторженный студенческий комплекс обожания…
– Какого черта, батенька? – напомнил профессор, почувствовав себя официальнее. – Мне работать надо – я сейчас стряпаю очередную дрянную монографию по семантике. Знаете, есть такая дрянная научка – семантика. Семасиология… Вы в курсе, что это за дрянная научка?