— И леший никогда их больше не видел?
— Нет, -Танька покачала головой.
— Это очень грустно. Мне его жалко.
— Мне тоже. Поэтому я нарисовала ему кикимору болотную. Они вместе будут жить. А однажды он встретит в лесу своих детей, но не узнает их, потому что они станут большими и даже старыми лешими.
— Боже, какой ужас! — Вовушка схватился руками за голову и непритворно застонал. — Нет, я больше не могу слушать про этого бедолагу!
После этого Таньку увели спать, уложили дружными усилиями, и она заснула у всех на глазах, зажав в руке яркую коробку с фломастерами и пообещав уже заплетающимся языком нарисовать Вовушке картинку повеселее.
Остатки питья и закуски перенесли на кухню, чтобы освежить обстановку и не будить Таньку. И некоторое время, наверное не меньше часа, просидели молча.
Вообще-то и Вовушка, и Анфертьевы произносили слова, обменивались житейским опытом, который усвоили из газет, телевизионных передач, из анекдотов, расхожих историй и испытали на собственной шкуре, на шкурах своих близких. Но эти разговоры не затрагивали важного, что заставляло бы их настаивать на своем, бледнеть и злиться, повышать голос и употреблять рискованные слова. Случаи, которыми они потешали друг друга, можно было объединить в некую развлекательную программу вечера, когда все благодушно выслушивают благозвучные благоглупости, зная, что главное впереди.
Наконец Вовушка, отодвинув рюмку, тарелку, вилку, освободив на столе пятачок и поставив на него локоток, посмотрел Вадиму Кузьмичу в глаза и спросил смущенно:
— Ну, хорошо, Вадим, а все-таки... чем живешь?
— Чем живу... — Анфертьев потер ладонями лицо, вздохнул.
— Фотографией он живет! — неожиданно резко выкрикнула Наталья Михайловна, будто давно ждала этого вопроса. — Снимает передовиков, новаторов, рационализаторов, инициаторов, победителей соцсоревнования, снимает токарей, у которых на верстаке стоит флажок, причем насобачился снимать так, что видны и флажок, и станок, и счастливая физиономия, и совершенно потрясающая болванка. И все в одном кадре, представляешь?! Я правильно понимаю? — Наталья Михайловна обернулась к мужу.
— Почти, — отчужденно ответил Вадим Кузьмич. — Не считая того, что токари не работают за верстаками.
— Ну, такая ошибка простительна. Сути не меняет. Так вот, помимо этих сугубо производственных сюжетов, Вадим Кузьмич последнее время смело берется за освоение новых тем — фотографирует похороны директорской бабушки, вступление в пионеры дочки главного инженера, свадьбу сына технолога, прибавление семейства у секретарши, а они за это здороваются с ним и даже улыбаются при встрече, если, разумеется, замечают его. А недавно какой-то двадцать пятый заместитель начальника гаража пожелал сняться для паспорта, а заводскому электрику пришла блестящая мысль оформить стенд по технике безопасности... Я ничего не путаю, Вадим?