— Виноват, — пробормотал он. — Исправлюсь.
— Торопись, Овсов.
— Хорошо, — кивнул он. — Сегодня... Остаешься? — он невольно посмотрел в сторону узкой кушетки и тут же, поняв, что девушка заметила его воровской взгляд, густо покраснел, но взял себя в руки и спросил с улыбкой: Или как?
— Что же мне остается... Зов прозвучал... Надо как-то откликаться, — она взъерошила седые волосы Овсова, спрыгнула со стола. — Пойду па последний заход, там где-то в семнадцатой бабуля причитает...
— Пусть причитает, — обронил Овсов. — Ей так легче.
— Может, кольнуть ей чего-нибудь?
— Кольни.
— А чего кольнуть-то?
— Это не имеет значения... Ей важно, чтобы вокруг немного посуетились, побегали, — проговорил Овсов как-то отстраненно, думая о своем.
— Помрет бабуля?
— Нет, — Овсов обернулся на стоявшую за его спиной Валю. — Во всяком случае, не скоро. Она еще лет десять будет постанывать, покряхтывать, попукивать... Родня привезла ее, чтоб хоть немного отдохнуть, дух перевести... Ты заметила, какой у нее аппетит? — усмехнулся Овсов. — Обрати внимание. Трех хороших мужиков прокормить можно...
В коридоре простучали быстрые частые шаги и смолкли у двери ординаторской. В больнице знали об отношениях хирурга и медсестры, и вот так сходу распахнуть дверь в ординаторскую не решались. Ничто не изменилось в позах Овсова и Вали, они не сделали ни единого движения, но между ними сразу появилась какая-то отчужденность. Теперь, кто бы ни вошел, он увидит лишь руководителя и подчиненного. И ничего больше. Занавеска отошла в сторону и вместо фиолетового штампа появилось встревоженное лицо пожилой женщины.
— Степан Петрович... Извините, Валечка, — даже во взволнованном состоянии, женщина не упустила возможности легонько куснуть сестру. — Там такое, такое... Степан Петрович, — и она без сил опустилась на кушетку, но взглянув на Валю тут же встала, словно невзначай села на чужое место.
— Привезли на попутной машине... Я не знаю, что это такое...
— И где «оно»? — спросил Овсов с еле заметным раздражением.
— Сразу на рентген отправили.
— Хорошо. Сейчас иду, — последние слова прозвучали, как просьба оставить его одного. Обе женщины поняли и быстро вышли. Овсов несколько мгновений сидел неподвижно и лишь дождавшись, когда хлопнет дверь в коридор, открыл тумбочку и достал бутылку. Встретившись с собой взглядом в темном оконном стекле, подмигнул, извиняюще развел руками и, налив полстакана водки, медленно выпил.
— Так-то будет лучше, — проговорил негромко и, завинтив крышку, поставил бутылку в тумбочку стола. Он привык четко оценивать свои ощущения и сейчас, почувствовав в душе что-то теплое, обнадеживающее, задумался. И тут же понял в чем дело — в бутылке оставалось еще достаточно водки и у него будет возможность выпить после операции.