— Что в Югославии? — спросил Пафнутьев нарочито громко. И заметил — вздрогнули строители, опять друг на дружку взглянули, — дескать, как быть, что отвечать?
— Бомбят, — вяло отмахнулся Вохмянин.
— Хоть изредка сбивают самолеты-то? — с надеждой спросил Пафнутьев.
— Об этом ни слова, — опять ответил Вохмянин. — Как в начале бомбежек сшибли невидимку, так до сих пор никак не попадут.
— С двадцати километров бомбят, — сказал Пафнутьев. — Не дотягивают их ракеты. Слабоваты.
— Мы, наверное, пойдем, — сказал Вулых. — Поздно уже.
Оба строителя уже направились к выходу, но Пафнутьев их остановил. Широко расставив руки, он перехватил строителей и чуть не силой затолкал обратно в кресла.
— Ни в коем случае! — сказал он. — Чтобы вы из-за меня портили себе вечер?! Да ни за что! Опять же у вас, я смотрю, и виски не допито, а? Вы всегда столько добра в стаканах оставляете? Худолей! — обернулся Пафнутьев в сторону прихожей и заставил войти замешкавшегося эксперта. — Посмотри, сколько дорогущего виски они оставляют в стаканах, не допивая?! Скажи, так бывает в жизни?
— Никогда! — твердо сказал Худолей. — Так бывает только в смерти.
— Это в каком же смысле? — с улыбкой обернулся из кресла Вохмянин.
— В прямом, только в прямом, — ответил Худолей. — Ни один настоящий мужик, пока он жив, пока бьется его блудливое сердце, пока ясен похотливый ум, пока бежит по его жилам горячая непутевая кровь, не поднимется из-за стола, на котором осталось вот это! — Худолей картинным жестом, в гневе от увиденного, показал на два стоявших рядом стакана, из которых пили строители, — в каждом из них было не менее чем по трети виски. — Если же эти люди, — Худолей скорчил презрительную гримасу, показывая, как неприятно ему говорить о безнравственности, — встали из-за стола, бросив виски, — лицо Худолея сделалось одухотворенным, будто он говорил о самых больших ценностях, доступных человеческому духу, — значит, были у них причины уважительные, срочные, а может быть, даже и противозаконные! Ну?! — резко обернулся Худолей к побледневшим шабашникам. — Признавайтесь!
— В чем? — дружно спросили оба осевшими голосами.
— Что заставило вас бросить это богатство?
— Так вроде хватит... Уж выпили...
— Вы всегда столько оставляете?
— Так уж получилось... Не всегда, конечно... Мы и пьем-то не часто, а уж виски...
— Вот! — вскинул Худолей указательный палец вперед, как бы пронзая им насквозь Петришко. — Вот! — повторил, пронзая второго и пригвождая обоих строителей к позорному столбу. — Павел Николаевич! Ты бы оставил столько виски в стакане, если бы тебя угостили на халяву?