, чтобы они сравнялись с шедеврами Сикстинской капеллы? Вот о чем, возможно, размышлял уроженец Урбино.
Вокруг него лежали несколько инструментов, записная дощечка и шнур для измерения. Действительно, нижняя часть стен выглядела довольно жалко по сравнению со всем остальным. Рисунок шпалер потускнел, тут и там проступали пятна сырости, целые куски ткани прогнили, и сквозь них проглядывали изъеденные временем камни.
— Мэтр Рафаэль… — начал Ингирами. — Покорнейше прошу простить наше вторжение.
Художник повернул к нам голову; глаза его были устало-отрешенными.
— А, наш библиотекарь! Какой сюрприз! У вас есть претензии?
— Вовсе нет. Для нас честь — изучать труды под капеллой, а ремонтные работы в ней крайне необходимы. По правде говоря, я пришел сюда с одним молодым человеком, с которым хотел вас познакомить да Винчи. Увы! Вам небезызвестно, что…
— …что он должен был отбыть этим утром в Шамбор, да? Мне уже сказали об этом. Слишком много интриг развелось вокруг нашего брата. Но папа в один прекрасный день воздаст ему должное, я в этом уверен. А этот паренек… Мы уже встречались, не так ли? У Джулиано Медичи на рождественском вечере.
Я кивнул.
— Хорошо. Раз уж мы познакомились, говорите, чем я могу быть вам полезен. Боюсь только, что не смогу уделить вам много времени. Мастерская завалена заказами, ученики не справляются, а мне еще нужно подготовить десять картонов для шпалер капеллы.
— Мы вас не задержим, — заверил Ингирами. — Нам просто хотелось бы знать, не напоминает ли вам что-нибудь имя Ван Акен…
По лбу божественного Рафаэля пробежали морщины.
— Ван Акен… Постойте… Что-то знакомое…
— Это художник, — подсказал я. Он оживился:
— Ну конечно, художник! Я видел в Венеции несколько его картин. Но, насколько я знаю, известен он под другим именем. Впрочем, зарубежные живописцы…
— Позволительно ли спросить, под каким именем он известен?
— Разумеется. Свои работы он подписывает: Босх. Иероним Босх.
— Иероним Босх, — повторил библиотекарь.
Он еще рассыпался в благодарностях перед мэтром из Урбино, а я уже бегом спускался по лестнице.
Босх… Иероним Босх…
Уверен, в Ватиканской библиотеке мне попадались на глаза некоторые репродукции с картин этого художника. Вернувшись в греческий зал, я бросился к комоду с гравюрами. И в самом деле, было там несколько рисунков, выполненных Босхом: «Гнев», «Зависть», «Сладострастие», «Лень». Четыре довольно удачные гравюры на сюжеты смертных грехов. И если я в первый раз не обратил на них внимания, то только потому, что в них не было ничего особенного. Персонажи в повседневной одежде, собаки, дома, предметы обихода… Ничем не примечательные обычные жанровые картинки… Лишь «Желание» вызвало у меня смутные мечты: двое влюбленных дарили друг другу цветы тайком от своих родителей… Как бы то ни было, в этих репродукциях не просматривалось никакой связи с преступлениями. Кстати, Босх был не единственным художником, писавшим на темы смертных грехов.