Впрочем, я бессилен описать эту девушку, ибо она состояла не только из плоти, крови и костей. В ней таилось что-то незримое, но явственно ощущаемое. От нее исходило какое-то электричество, напряжение, возбуждение или зло, и оно бесшумно обволакивало вас.
— Мистер Скотт? — спросила она.
Именно такой голос я и ожидал услышать: нежный, но властный.
— Да, я Шелл Скотт.
Девушка улыбнулась:
— Я так рада, что вы все еще живы.
Точно так она и сказала. А я, ошеломленный ее видом и голосом, никак не мог осознать услышанного.
Я поднялся и подвинул к ней кожаное кресло, предназначенное для полных клиентов, курящих отвратительные сигары. Овладев собой, я наконец понял, что, несомненно, выгляжу живым, хотя очаровательная гостья и потрясла мое воображение.
Я указал на кресло:
— Садитесь. И объясните мне, в чем дело.
Она расположилась в кресле:
— Я и в самом деле боялась, что вы умрете. А мне позарез нужна помощь.
— Надеюсь, вам дали правильный адрес, мисс... мисс?
Я посмотрел, нет ли обручального кольца, но не видел ее левой руки.
— Речь идет о моем отце, — сообщила она. — Он... — Девушка помолчала, а затем быстро продолжила: — Его поместили в клинику для душевнобольных, а он совершенно нормальный, такой же, как вы.
Меня слегка покоробили ее слова, но я спросил:
— Понимаю. Когда же это случилось?
— Должно быть, совсем недавно.
— Должно быть? Разве вы не знаете?
Девушка покачала головой:
— Я около года провела за границей, только что вернулась домой и нашла это письмо в почтовом ящике... Вот оно...
Порывшись в сумочке, она протянула мне конверт.
Короткое и странное письмо было адресовано Барбаре. Писавший сообщал, что с ним все в порядке, он счастлив, находится в «Равенсвуде», о нем хорошо заботятся и его ничто не беспокоит. Он просил Барбару не приезжать. Внизу стояло: «С любовью. Папа».
Я посмотрел на девушку:
— Боюсь, что мне не ясно...
— Я так огорчена... Разве я не сказала вам? Под клапаном. Под клапаном конверта.
Конверт не вскрывали ножом, поэтому клапан оставался приклеенным. Я поднял его и увидел корявую, почти неразборчивую надпись. Первые два слова были обращением: «Шелл Скотт». Через минуту я прочитал все остальное: «Помогите мне, я в своем уме. Ваша жизнь в опасности, они убьют нас обоих... Десять тысяч долларов для вас, приезжайте сюда, но будьте осторожны... письмо подлинное...» Письмо именно так и заканчивалось.
Я поднял глаза на девушку:
— Почему это адресовано мне?
— Не знаю. Я не понимаю, что происходит, мистер Скотт. Я просто обезумела. Папа в «Равенсвуде» и, кажется, даже не хочет увидеться со мной... Это похоже на заговор, что-то ужасно несправедливое.