Дубовых продолжил, патетически взывая к патриотизму аудитории:
— Мы — дети галактики! Но самое главное, мы дети нашей дорогой земли! В ней наша сила, ядрены недра. И неужели всякая там шушера сможет нас того?..
Нас, кто, как один, вместе раз — и вот оно как! Да ни в жисть! И пусть эти комики знают: если мы захотим, то мы сможем!
— Ура! — заорали ведьмы и колдуны. Палваныч поднял руку. Крики стихли.
— Многие, конечно, завтра впервые… А кто-то и в последний раз… Такова жизнь. Мог, мог, да и сдох. И хотел бы, но судьба наступает на пятки, мол, хватит тебе здесь. Мы понимаем… Но сердцу, ектыш, не прикажешь! Горит огнем оно, адским пламенем! Товарищей терять будем, но выстоим! Выстоим?
— Выстоим!!!
— Враг силен. Он окопался, устроил, так сказать, «окопульку ай-я-я-яй». Вышибить его — вот наша задача. Вышибить да выбросить… Предатели и изменники будут втоптаны в грязь истории железным сапогом нашего кулака! Николаса брать живым, остальных брать мертвыми! Утром — приступ!
— Ура!!! — разнеслось по округе. На том митинг и закончился.
— Ты бесподобен, — прошептала Палванычу на ухо Страхолюдлих. — Как всегда, на границе понятного нам, простым смертным, и высшего.
Люди ложились спать. Некоторые сидели у костров, негромко пели:
Любо, ведьмы, любо… Любо, ведьмы, жить… С прапорщиком нашим не приходится тужить!..
К полуночи все успокоились, и под чуткой охраной ежечасно сменявшихся постовых проспали до рассвета.
В деревне встают с первыми криками петуха.
В лагере темного ордена встали по команде товарища прапорщика: «Подъем!»
Быстро позавтракав дарами флейты, отряд приготовился к последнему марш-броску.
— Слушай все сюда! — прохрипел прапорщик, думая, что орет. — Взлетаем, идем низко, рассредоточившись, чтобы не представлять собой групповую мишень типа «куча тупых баранов». Всем ясно? Ведьма с бельмом в глазу подняла руку.
— Товарищ прапорщик, а разве бараны летают? Палваныч вспомнил старый анекдот о крокодилах.
Ответил:
— Если такая овца, как ты, летает, то бараны ничем не хуже.
Раздались нервные смешки.
«Жаль, что не ржание, — вздохнул прапорщик, — дурной знак. Могут дрогнуть…»
Страхолюдлих прищурилась, глядя на другой край поля.
— Что-то там большое движется… Дубовых козырьком приложил ладонь ко лбу.
— Какой-то здоровяк… Ладно, шут с ним, некогда. Отряд! Вперед марш!
Ведьмы и колдуны-вороны взмыли над рощей, растянулись цепью и полетели низко, чуть не задевая листву. Деревья кончились, и непобедимая армада заскользила над самой землей.
Палваныч, обнимающий стан Хельги, гордо смотрел на своих людей и птиц: «Хорошо идем».