3. Я знаю, ты силен и можешь совершить все нелегкие дела, которых ждут от тебя, тыв состоянии в мгновение ока найти в толпе виновных и даже, пусть и неохотно, подвергнуть их пыткам, все это ты можешь, потому что ты — Он. Но сколько можно тешить людей надеждой? Через некоторое время они увидят, что дело не идет на лад. Хлеба у них не станет больше, и надежда, связанная с тобой, станет улетучиваться. Они опять начнут терять веру в Книгу и в оба мира и снова погрузятся в глубокое уныние, безнравствен ность, духовную нищету, в которых недавно пребывали. Самое ужасное, что они станут сомневаться в тебе, ненавидеть тебя. Доносчики начнут испытывать угрызения совести перед теми, кого они с радостью сдали твоим палачам и мучителям; полицейские и тюремщики так устанут от бессмысленности своих занятий, что их не утешат ни имеющиеся у них новейшие орудия пыток, ни даруемая тобой надежда; они решат, что несчастные, висящие на виселицах, как гроздья винограда, зря были принесены в жертву. И в день Страшного суда ты увидишь, что они больше не верят ни тебе, ни историям, которые ты им рассказываешь; а когда не будет истории, в которую все верят сообща, у каждого появится своя история, каждый будет верить в нее и захочет ее рассказать. По заму соренным улицам многолюдных городов, по их грязным площадям, где никак не могут навести порядок, миллионы нищих будут бродить со своими рассказами, неся их гордо, как венец мучеников. И тогда в их глазах ты перестанешь быть Им: ты станешь Даджалом, а Даджал — тобой! И они захотят верить не твоим, а его, Даджала, рассказам. Я или кто — то вроде меня, вернувшийся с победой, станет Даджалом. И он скажет этим несчастным, что ты годами обманывал их, нес им не надежду, а ложь, что ты — не Он, а Даджал. Впрочем, возможно, в этом и не будет необходимости, потому что или сам Даджал, или какой-нибудь несчастный, убедившись, что ты много лет обманывал его, ночью на темной улице разрядит пистолет в твое бренное тело, которое прежде считалось неуязвимым для свинца. Вот так, из-за того, что ты долгие годы, давая им надежду, обманывал их, однажды ночью на грязной мостовой, к которой ты уже привык и даже начал любить ее, найдут твое мертвое тело.
Любовные истории в снежной ночи. Те, кто бродит с немощными в поисках историй и легенд.
Когда Галип вышел на проспект, часы показывали второй час ночи, но по улицам, покрытым снегом, все еще бродил народ. «На улице за английским консульством, — припомнил Галип, — есть одно заведение, открытое до утра, куда ходят не только провинциалы, приезжающие из Анатолии транжирить деньги, но и приличная публика!» Подобные сведения с иронией сообщали иллюстрированные журналы, которые любила рассматривать Рюйя.