Сесили Честен напряглась при звуке тяжелых знакомых шагов в зале и подняла голову. Ее лицо было абсолютно непроницаемо. Она надеялась, что дела задержат ее мужа на несколько дней, однако ее надеждам не суждено было сбыться.
Дикое выражение лица Ги Бургоня, входившего в комнату, подтвердило опасения женщины. Ги был настолько огромен и волосат, что Сесили частенько думала, не согрешила ли его мать с медведем.
Следом за Бургонем шел лейтенант сэр Венсан де Лаон, француз и ближайший приспешник ее мужа, которого Сесили ненавидела и презирала не меньше, чем Ги. Оскалясь, Бургонь нетерпеливо махнул рукой, и три служанки жены немедленно схватили свое шитье и исчезли, найдя менее опасное место для занятий.
Едва взглянув на женщину, владелец замка швырнул ей свой шлем.
– Сними доспехи.
Наклонясь, чтобы она могла стянуть кольчугу, рыцарь не прекращал беседы с Венсаном. Он, наверное, не снимал доспехи несколько дней, потому что от него пахло, как от животного.
Даже для такой большой и сильной женщины доспехи были слишком тяжелыми. Когда Сесили с трудом повернулась, тяжелая броня выпала из ослабевших рук и с грохотом упала на каменный пол. Разъяренный неуклюжестью жены, Ги с размаху ударил ее кулаком. Женщина могла увернуться, но по опыту знала, что лучше не делать этого, иначе Ги, если промахнулся в первый раз, ударит второй, еще сильнее.
В углу стояла деревянная рама для доспехов. С трудом разместив на ней кольчугу, Сесили вслушивалась в разговор двух негодяев, удивляясь, что могло привести ее мужа, и так не отличавшегося добродушным нравом и вечно всем недовольного, в столь мрачное и злобное расположение духа.
– Проклятие! – Ги с грохотом швырнул остальные доспехи, чтобы жена могла подобрать их. – Мы должны были разорить и сжечь по крайней мере три деревни Уорфилда, но этот ублюдок оказался там раньше, чем мы смогли сжечь первую. Как это ему удалось узнать, где произойдет нападение?
– Сделка с дьяволом? – предположил сэр Венсан, сняв с головы шлем. Он родился и вырос в Париже и даже не пытался скрыть презрение к северным варварам, среди которых ему теперь приходилось жить.
– Ба, да этот жалкий целовальник креста упадет в обморок при одной только мысли о таком! – рявкнул Бургонь. – Он монах во всем, кроме имени.
– Для монаха он слишком хорошо владеет мечом, – пробормотал Венсан. Француз был единственным человеком, кто разговаривал со своим темпераментным хозяином, а не только молча подчинялся приказам, как остальные. Иногда де Лаон даже осмеливался противоречить.
Ги издал звук, похожий на собачий лай – так он смеялся.