Мы стали спускаться со склона, еле передвигая задеревеневшие конечности. Я оглянулся и еще раз посмотрел на Дом Счастливого Камня.
— Равиль! А он, наверное, пустой изнутри, «Дом»-то! — вы давил я из себя.
Я остановился. «Дом» на фоне священного Кайласа в вечерних лучах солнца смотрелся грандиозно. Я представил, что этот монумент и самом деле сделан так, что внутри него находится громадная полость, куда ведут отмеченные выше «двери», а в этой полости, разбитой на этажи и освещенной внутренним светом, находятся летательные аппараты Шамбалы, с помощью которых ученые Шамбалы вылетают через «двери» и летают в нашем мире, изучая нас — грешных, чтобы не быть… такими.
Захотелось удостовериться в этом, но я понимал, что сделать это мне — обычному и… даже очень обычному человеку — невозможно. А холод, ужасный холод нашего грешного мира совсем сковал мое грешное тело, напоминая, что я живу в жестоком «мире испытаний».
Я молча двинулся вперед. Равиль последовал за мной. Усталость и холод давали о себе знать. Согреться никак не удавалось.
— Вот еще один монумент появился перед нами, — почти равнодушно заметил я. — А ведь его зарисовать и сфотографировать надо.
— Да уж, — сказал Равиль.
Я, что есть силы, помахал руками, чтобы мышечное тепло хоть чуть-чуть разошлось по моему телу, достал полевую тетрадь и сел на омерзительно холодный камень, чтобы рисовать. Руки в перчатках плохо слушались меня. Я сделал рисунок — плохонький рисунок, а потом сказал:
— Плохо рисовал, невнимательно. Завтра вернусь сюда, чтобы зарисовать заново.
Монумент напротив «Дома»
отметить, что на следующий день я и в самом деле вернулся на это место и сделал новый рисунок; в ходе рисования я заметил, что вчера из-за усталости я упустил множество деталей этого необычного монумента, отчего мне стало не по себе, поскольку я понял, что качество рисунков зависит от моего состояния в этом высокогорном мире, где так не хватает кислорода. Я хорошо разглядел, что эта монументальная конструкция состоит из пяти пирамид, как бы соединенных вместе с помощью стены, которая показалась мне тонкой и плоской. А также я хорошо осознал, что я ничего не понимаю в этих монументах, а самое главное не могу ответить на вопрос — какой целью они были созданы?».
А тогда (вчера!), когда я упрямо рисовал, отмораживая заднее место на омерзительно холодном камне, я обратил внимание на то, что на пирамидальной конструкции, обозначенной цифрой «42», есть то ли П-образный рисунок, то ли… еще одна «дверь» в подземелье — уж очень было похоже на каменную крышку, которую можно отогнуть.