Камера надолго застывает, снимая Человека Без Лица спереди и чуть снизу. Он сидит в коричневом костюме, не шевелясь, и смотрит на нас. То есть буквально: оттуда, из своего зала наблюдает, что происходит по эту сторону экрана. Глаза его, разумеется, скрыты загадочной маской. Но мы чувствуем, как тяжело он смотрит. Угрюмо и решительно, не отвлекаясь ни на секунду. Судя по легкому повороту головы – в сторону кровати, на которой спит девушка. Мы отслеживаем линию его взгляда. Так и есть – человек в маске невидимыми глазами наблюдает за спящей Эри Асаи. Только за ней – и, похоже, уже очень долго. И мы наконец понимаем, в чем дело. Ему действительно видно, что здесь происходит. Телеэкран для него – распахнутое окно, через которое он заглядывает в комнату.
Изображение то пропадает, то восстанавливается. Шум в динамиках то и дело зашкаливает до ультразвука. Так, словно телевизор сообщает нам о постоянной работе чьего-то сознания. Звук доходит до почти нестерпимого писка, плавно снижается, почти стихает – но, словно передумав, опять взбирается вверх. Снова и снова. Но Человек Без Лица не отводит глаз от спящей Эри. Его сосредоточенность не ослабевает ни на секунду.
Красавица в постели по-прежнему спит. Черные волосы разметались веером на подушке. Губы мягко сомкнуты. Сердце – на дне океана. Вторя мерцанию телеэкрана, отблики света пляшут на ее лице, и тени выписывают странные, непостижимые знаки. Человек Без Лица сидит на простом деревянном стуле и молча глядит на нее. Его плечи едва заметно подымаются и опускаются от дыхания. Словно лодка без гребца покачивается рано утром на ленивых, спокойных волнах.
Больше в комнате не движется ничего.
01:18 am
Мари и Каору бредут по безлюдному переулку. Каору показывает дорогу. На голове у Мари – иссиня-черная бейсбольная кепка с эмблемой «Boston Red Socks», надвинутая до бровей. В этой кепке она смахивает на мальчишку. Видимо, потому и надела.
– Ну спасибо тебе, – говорит Каору. – Одна бы я черта с два разобралась в этой каше…
Они спускаются по уже знакомой лестнице.
– Слушай, а ты не торопишься? Может, заскочим куда-нибудь? – предлагает Каору.
– Куда?
– В горле пересохло. Пивка бы глотнуть. Ты как?
– Я вообще-то не пью…
– Ну соку возьмешь или еще чего-нибудь. Все равно тебе время убивать до утра, верно ж?
Две женщины сидят у стойки крошечного бара. Больше в заведении никого нет. Играет старенькая пластинка Бен Уэбстер, «My Ideal», версия 1950 года. Еще с полсотни дисков – не компактов, добрых старых винилов – выстроились на полке вдоль стены. Каору держит в руке длинный и узкий стакан с пивом. Перед Мари – бокал «Перье» с выжатым лаймом. Старичок-бармен за стойкой молча колет свой лед.